Уголовные тайны веков. История. Документы. Свидетельства
Шрифт:
В половине второго ночи уже 8 ноября Ефим вместе с Галактионом направился к комнате, где спала Луиза. Она лежала на кровати, а на столике в тяжелом подсвечнике-шандале, по обыкновению, горела свеча. Все было тихо. В руках Ефим сжимал подушку. Он неожиданно закрыл хозяйке рот и стал душить. Но француженка проснулась и стала вырываться. Тогда он схватил ее за горло, ударил кулаком по лицу. Галактион, взяв утюг, стал добивать, бил по лицу, в грудь. Криков не было, шума тоже особого не произошло.
Когда барыню убили, то девки Пелагея и Аграфена одели ее в платье, Галактион запряг лошадь, они вынесли тело,
Окончив дело, вернулись домой, где девки все привели в порядок. Чтобы отвлечь от себя подозрение, в печи сожгли салоп и решили при допросе говорить, что хозяйка вечером в 10 часов вышла из дома, а куда, не сказывала.
На следующий день, 22 ноября, Егоров, подтвердив свое признание, дополнительно показал, что «по совершении им убийства взял он, Егоров, у Деманш кожаный портмоне с деньгами – 50 рублей серебром и мелочь серебром с целковый и, кроме того, золотые дамские часы и брошку. Деньги все им прогуляны, кроме что 3 рубля серебром он дал Галактиону; портмоне, часы и брошку он, Егоров, кинул за Пресненской заставой в поле».
В тот же день были допрошены все соучастники преступления. И они показали примерно то же, что говорил Егоров. Пелагея Алексеева добавила, что Ефим и Галактион, вернувшись, взяли две бутылки вина, выпили и пошли в трактир, в котором сидели до 6 утра. Признание Егорова и слуг в убийстве подтверждалось характером насильственных повреждений на трупе: пробовали удушить подушкой – не удалось, давили руками, и затем в дело пошел утюг – главное их орудие. Когда тело вывезли и появилось сомнение в том, а не жива ли жертва, то тогда и перерезали горло. Крови натекло мало, в основном на платье.
При этом ни один из слуг не показал против Сухово-Кобылина. Действовали сами, хотели избавиться от злой хозяйки.
И все. Их признание практически снимало все подозрения с Сухово-Кобылина. Его требовалось освободить, а это означало признание полицией собственной несостоятельности. Но этого как раз и не хотелось мздоимствующим чиновникам. Признание слуг напрочь отвергало версию Лужина о том, что Сухово-Кобылин подговорил наемных людей убить надоевшую ему Луизу. Теряла свою основу и другая вспомогательная версия, что он в сговоре с Нарышкиной убил француженку.
Новым поворотом дела оказался недоволен и Закревский. От наказания ускользал его насмешник и противник.
Опровержение
Тем не менее первый департамент московского надворного суда сделал следующее заключение:
«Ефима Егорова, Галактиона Козьмина и Аграфену Иванову наказать публично плетьми через палачей: Егорова как зачинщика – 90 ударами, а Козьмина и Иванову – по 80 ударов; и по наложении Егорову и Козьмину клейм сослать в каторжную работу в рудник: Егорова – на 20 лет, а Козьмина – на 15…»
И так далее.
Слуги радовались. Они считали, что не только избавились от несносной хозяйки, но и что на каторге им будет лучше, чем в доме у Кобылина. Там никто не станет без причины бить их. А жалованья как не было, так его и не будет.
21 ноября по решению следственной комиссии Сухово-Кобылин за отсутствием достаточных доказательств был освобожден из-под стражи. Формально его к ответственности не привлекали, но он продолжал находиться
Это были тяжелые времена для него. На все запросы в высшие инстанции ему отвечали отказом. Сам царь Николай I осуждал его за безнравственную связь, церковь грозила отлучением. Сложная ситуация складывалась и в семье. Было отчего загрустить. Но в панику Сухово-Кобылин не впадал. Знакомство с судопроизводством, с чиновничьим произволом подтолкнуло его к творчеству. Сидя на гауптвахте, он задумал написать злую комедию, пьесу, у него накопилась масса впечатлений, он только не знал, во что это выльется. Так зародилась идея «Свадьбы Кречинского». Писал Сухово-Кобылин ее примерно все то время, что находился под надзором полиции. Ему хотелось изобразить героя, оказавшегося в долгах, в безвыходном положении. Только женитьба на богатой невесте могла поправить его состояние. Чтобы достать денег, главный герой Кречинский идет на подлог. Ему помогает безнравственный вымогатель Расплюев.
Пьеса была написана и отдана на рецензию. Тем, кто ее читал, она нравилась, но все высказывали опасение: удастся ли поставить ее – следствие по делу автора так и не закончилось. Да, чиновники не могли простить Сухово-Кобылину легкого выхода из всей этой нашумевшей истории. Слишком крупный улов грозил сорваться с крючка. И Закревский, и Лужин изыскивали любую зацепку, чтобы придраться и повести следствие в нужном для них направлении. И они нашли. Сейчас не представляется возможным доказать, как это было сделано, но вот результат действий полицейских: через несколько дней в Московской уголовной палате, где рассматривалось дело, все слуги, как один, неожиданно для всех стали отказываться от своих прежних показаний. Каждый утверждал, что дал их под страхом наказания. Их мучили, пытали, и они стали говорить то, что от них требовалось. Им обещали за это деньги и вольную. Они поверили и оговорили себя. На самом деле они не убивали барыню, она ушла вечером из дома, а куда – им неведомо. И все вернулось на круги своя.
Шуму та история наделала много. Снова на допрос потянули Сухово-Кобылина, снова его просили доказать, где и с кем он провел вечер 7 и ночь 8 ноября. И вот тогда ему ясно дали понять, что если он не откупится, то ему грозит тюремное заключение. Его поставили перед фактом.
Крутой в обращении с лицами ниже себя по положению и званию, требовавший во всем справедливости, Сухово-Кобылин было возмутился, но его снова отвезли к Воскресенским воротам. На гауптвахте в общей сложности он просидел семь месяцев. Дело его зависло. Как быть? Смирить гордыню?
Сколько денег и кому дал Сухово-Кобылин, о том никто ничего не знает. Но доподлинно известно одно, что деньги он давал, и немалые, и не одному лицу. Следствие же тем не менее тянулось – год, два, три, четыре, пять… За все это время проводились разные следственные эксперименты на квартире Луизы и во флигеле на Страстном бульваре, повторно допрашивались все свидетели. За это же время в театре была поставлена пьеса «Свадьба Кречинского», которая принесла автору шумный успех и всероссийскую известность. Сухово-Кобылина сравнивали с Грибоедовым и Гоголем, о нем писали газеты. Выдающиеся актеры того времени Щепкин и Шумский играли Кречинского и Расплюева. Публика вызывала их на бис, требовала автора.