Уголовные тайны веков. История. Документы. Свидетельства
Шрифт:
Царь принял решение. К тому же в дело пошла записка князя Голицына, в которой он утверждал, что нет такого русского революционера, которого нельзя было бы подкупить несколькими тысячами рублей, ищите провокатора. Чего же медлить? И князь тоже прав. Николай II, недолго размышляя, приказал вызвать в Зимний дворец на беседу начальника охранного отделения полковника Герасимова. Пусть доложит, как идет расследование по делу убитого фон Лауница, пусть расскажет все подробности.
Начальник охранки будет беседовать с императором? Полковник-царь с полковником-ищейкой? На равных? Такого в практике еще не встречалось. Придворные шептались, они недоумевали. Значит, сильно ослабело руководство государством Российским.
Как в своих воспоминаниях позднее писал сам Герасимов, ставший под конец службы генералом,
Царь согласно кивал головой.
– И что вы намерены делать теперь, как собираетесь найти убийцу?
– У нас есть план, и, если Ваше Величество позволит, я могу вкратце пояснить его.
– Я за этим вас и вызвал.
– В нем есть некоторые детали, – Герасимов выдержал паузу, – которые не совсем подобающего свойства.
– Что вы имеете в виду? – нахмурился Николай II.
– Медицинские профессора обследовали молодого человека. Они установили, что ему примерно 25 лет, роста он среднего, русый, типично русской внешности. Руки простые, натруженные, крестьянские. Он не горожанин. Скорее всего выходец из провинции. Судя по одежде, до недавнего времени служил либо на конюшне, либо был ездовым. Уже вторая неделя проходит, а никакие родственники не объявлялись. Из этого мы сделали вывод, что он явно не петербургский.
– Он не из Тамбова? – встрепенулся Николай II.
– Вы угадали, Ваше Величество, – учтиво наклонил голову Герасимов,. – скорее всего оттуда.
– Вы сказали о некоторых деталях не совсем подобающего свойства? Какие именно? – царь внимательно смотрел на руководителя охранки и пытался понять, в чем же проявляется его талант – в сыске, в развертывании агентурной сети, в подыскивании провокаторов? Но почему они так слабо действуют?
– Тело мы уже предали земле, а вот голову… – Герасимов замялся.
– Продолжайте, – кивнул царь.
– А вот его голову отрезали, простите, отделили от тела и положили в банку со спиртом.
При этих словах царь невольно поморщился и подумал: «Хорошо, что Александра Фёдоровна ничего подобного не слышит. Боже праведный, ну и дела творятся в имперской столице, сказала бы она, ну и варвары эти русские полицейские. Что будут говорить за границей?»
– Для чего вы это сделали? – в голосе царя послышались жесткие нотки.
– Банка уже выставлена в тот самом Медицинском институте для всеобщего обозрения. Люди приходят, смотрят, обсуждают. Извините, Ваше Величество, это еще и акт устрашения, чтобы впредь неповадно было. Мы даже объявление дали в газетах. Нам надо найти его родственников, знакомых, найти хоть какую-то зацепку, ниточку, чтобы распутать весь клубок.
– И удалось?
– Есть предположения, Ваше Величество, и скорее всего они близки к истине. Итак, парень родом из Тамбова, из крестьян. Кстати, установлено, что он бывший семинарист, но поругался с начальством. Нашли у него записочку. А раз из Тамбова и раз бывший духовник, следовательно, пострадал во время подавления крестьянских бунтов. Иначе чем можно объяснить его ненависть к генералу фон Лауницу? Крестьян усмирял-то именно он, и без крови там не обошлось. Вот и мотив преступления – идейный. Парень приехал в Петербург, связался с революционерами и выразил желание убить фон Лауница. Его поддержали, определили в извозчики, профессия очень удобная, чтобы караулить, подсматривать и подслушивать. Наши филеры побеседовали с одним извозчиком. Так вот он признал похожим молодого человека с одним парнем, недавно приехавшим из Тамбова, который уже несколько дней не выходит на работу. Вспомнили его предсмертный крик «Прощайся с жизнью, подлец!». А по данным моих филеров, когда он поднес браунинг к своему виску, произнес еще: «Вот и отомстил я за поруганные души».
– Почему мы не можем разом разгромить всех этих бомбистов, – повысил голос царь, – почему они свободно перемещаются по городу? Где они скрываются?
– Николай II чуть приподнялся на носки сапог и заходил по кабинету.
Герасимов не сводил с него своего взгляда, пытаясь уловить направление мысли. Он понимал, что быть чересчур откровенным – значит навредить делу.
– Ваше Величество, все дело в том, что рядом у нас граница с Финляндией. Там свободная конституция, туда может уехать любой российский житель. Два часа езды от Петербурга. Сложностей никаких нет, предъяви паспорт – и все. Совершил преступление и скрылся за границей. А вот наших ищеек финские полицейские не жалуют и при случае стараются, наоборот, навредить им, не пускают, иногда арестовывают, дают неверные сведения или вообще молчат. Надо решать вопрос с границей. Там необходимо усилить контроль, оттуда к нам тянется ниточка.
Николай II смотрел в окно на припорошенную снегом обширную дворцовую площадь, на сидевших на красном монолите Александрийского столпа нахохлившихся черных ворон и ему хотелось взять ружье, пальнуть в этих черных птиц, от которых никакой пользы, а только злобное карканье, они несут плохое предзнаменование. Один выстрел – и полный порядок. Он вздохнул и повернулся к Герасимову. Талантлив он или нет, это выяснится позднее, но дело свое знает, и ему надо помочь, добавить денег, пусть активнее его филеры внедряются в сеть этих революционеров. Их надо перестрелять, как черных ворон. И о границе надо подумать. А заспиртованная голова… Что же, это не так плохо. Все в одном: и акт устрашения, и факт наблюдения.
– В общем, я жду от вас конкретных действий и отчета в письменном виде.
Герасимов уходил от императора вполне довольный. Аудиенция хоть и затянулась, но получилась деловой. Царь его обласкал, сделал заверения в полной своей поддержке предпринятым мерам и даже денег пообещал дать. Это ли не удача?
В самом деле, давно пора усилить контроль на границе – финские власти слишком многое себе позволяют. Но и русские полицейские не лыком шиты.
Собственно, Герасимов так и не раскрыл царю полностью своего замысла. Отделался общими фразами, отвлек внимание заспиртованной головой. Ему требовалось одобрение сверху, всемилостивейшая поддержка. Он ее и получил. А план у него был не столько хитроумный, сколько традиционный, полицейский, но действовавший во все времена безотказно. От своего надежного источника, агента Евно Азефа, подкупленного провокатора, по уровню которого не сыщешь в новейшей истории, Герасимов уже знал, что революционеры, которыми кишмя кишит Петербург, нашли пристанище в курортном финском поселке Териоки (в советское время город Зеленогорск в Ленинградской области – прим. автора). Там в заброшенном двухэтажном отеле собираются только члены боевой организации социалистов-революционеров, которую возглавлял сам… Евно Азеф.
Но в Териоки Евно появляться не любил, и в целях конспирации, и потому, что были у него разногласия в методах борьбы и устранения высших царских чиновников. Не раз он спорил с руководителем взрывной лаборатории Зильбербергом, не раз они пикировались. Это был невысокого роста чернобородый человечек с горящими глазами, жаждавший жертв и крови. Это он изготавливал все бомбы, чинил все оружие, обучал молодых. От Евно Зильберберг требовал денег на взрывчатку, на оружие, на содержание. А где их брать? В полиции Евно платили только за выданные головы. Но это его личные деньги. Там, в Териоки, собирались все свои, то есть те, которые знали друг друга в лицо, оттуда забывшие свои фамилии и получившие прозвища проинструктированные бомбисты, снабженные тротиловыми шашками, уезжали в Петербург, Москву, Киев. Всего их было человек 30. Помогал Зильбербергу некий Сулятицкий, готовый также на любые жертвы. По данным Азефа, из Териоки в Петербург с заданием убить фон дер Лауница мог поехать только один человек, крестьянский парень из Тамбова по прозвищу Адмирал. Личность незаметная: на собраниях он больше молчал и мечтал убить петербургского градоначальника, который год назад наводил кровавый порядок в Тамбове. Фамилию парня Азеф запамятовал. Или не хотел называть. В любом случае ниточка для Герасимова протянулась вполне надежная.