Украденное ожерелье
Шрифт:
– Ты отвечаешь как ребенок, – сказал он после минутного молчания, – а между тем по годам ты уже не дитя. Выслушай же меня со всем вниманием и прежде всего пойми, что я ни в коем случае не потребую, чтобы ты вышла за того, кто нравится мне, а не тебе. Я вмешаюсь в твой выбор только тогда, если он будет недостоин моей дочери, а этого, конечно, никогда не случится. Ты, я уверен, понимаешь так же хорошо, как и я, что мадемуазель де ля Кальпренед может выйти замуж не иначе как за человека, равного себе по рождению, воспитанию и душевным качествам. Прибавлю, что я не давал слова за тебя и даже
– Умереть! Вы думаете о смерти, папа! – воскликнула Арлета, собираясь броситься к отцу на шею, но граф ласково остановил ее и продолжал с улыбкой:
– Успокойся, дитя мое, я совсем не думаю о ней и даже надеюсь прожить столько, чтобы видеть тебя счастливой, но меня не может не беспокоить мысль о твоем беспомощном положении в случае моей смерти. На брата твоего, к несчастью, я не могу положиться. Не защищай его, мое мнение о нем составлено, и никто не может изменить его, кроме самого Жюльена. Я считаю нужным сообщить тебе о нашем настоящем положении. Большая часть моего состояния уже поглощена неудачными предприятиями, остальная положена в одно дело, от которого я ожидаю верного обогащения, но пока оно не приведено к концу, наши средства более чем ограничены. Ты сама должна понимать это по образу жизни, который мы ведем в последнее время.
– Клянусь вам, папа, что я им вполне довольна и не жалуюсь на него.
– Вижу, дитя мое, что ты безропотно переносишь все лишения, и ценю это, но тем более желаю избавить тебя от них как можно скорее, а в этом больше всего мне может помочь избранный для тебя жених.
– Жак де Куpтoмер?
– Да, он опытный моряк, и его познания должны помочь нам в деле, от которого зависит вся наша будущность. Я не говорил тебе еще, на какое предприятие я употребил мои последние капиталы; знай же, что я приобрел на них в собственность затонувшее судно.
Лицо Арлеты выразило недоумение. Как ни мало понимала она в спекуляциях, но эта последняя казалась ей до того странной, что она подумала, не шутит ли отец.
– Спешу прибавить, – продолжал граф, улыбаясь ее недоумению, – что груз этого судна состоял из бочек с золотом. Теперь эти бочки по праву мои, надо только извлечь их со дна морского. В этом и состоит главная суть моего предприятия, ввиду которого опытность и специальные познания моряка особенно драгоценны для меня. Я открыл тебе очень важную тайну, помни, что никто, даже твой брат, не должен знать о ней. Надеюсь, что теперь для тебя ясна одна из причин, почему я желаю твоего брака с Куртомером.
В этот раз Арлета решилась высказаться откровенно.
– Мне кажется, папа, – заговорила они довольно твердым голосом, – что мосье де Куртомер может взяться за это важное дело и не женясь на мне. Я совсем не понимаю, какая связь может быть между моим замужеством и…
– И подводными работами? Я и не говорю, чтобы между ними существовала неразрывная связь. Предлагая Куртомеру принять участие в моем предприятии, я, конечно, не предложу ему в то же время и твою руку. Но если он согласится войти в долю со мной, то должен будет уехать
Арлета вздохнула свободнее, ей не приходилось, по крайней мере, решаться тотчас же.
– Я исполню вашу волю, папа, и мне сдается, что, повинуясь вам, я не рискую связать себя навсегда, и убеждена, что мосье де Куртомер никогда не обратит на меня внимания, – проговорила молодая девушка с лукавой улыбкой.
– А я убежден в обратном, и время покажет, кто из нас прав. Что вам нужно, Жюли? – нетерпеливо обратился граф к вошедшей без зова горничной.
– Господин Матапан спрашивает, может ли он иметь честь видеть ваше сиятельство.
– Надеюсь, вы ему сказали, что меня нет дома.
– Я сказала, что ваше сиятельство сидит за завтраком, но он настаивает, говорит, что ему нужно сделать вам очень важное сообщение.
– Введите его в кабинет, – нетерпеливо ответил граф, и горничная вышла.
– Это уже чересчур навязчиво, – сказал он вставая. – Успокойся, Арлета, я приму его так, что он не осмелится еще раз явиться сюда.
Но Арлета не успокоилась. Вторичное посещение Матапана в тот же день не обещало ничего хорошего.
Граф нашел Матапана в том кабинете Жюльена, который отделял его спальню от спальни сына, а так как последний никогда в нем не работал, то граф пользовался этой комнатой для приема приходивших к нему по делам, что было очень удобно, ибо дверь в нее вела из коридора, сообщавшегося прямо с передней, минуя все прочие комнаты. Матапан стоял у стола, со шляпой в руке. Граф едва ответил на его поклон и даже не попросил его сесть.
– Кажется, я совершенно ясно ответил вам сегодня утром, – сухо заговорил он, облокачиваясь на стул, – что же угодно вам еще сообщить мне?
– Дело, нисколько не относящееся к тому, о котором мы говорили поутру, – спокойно ответил Матапан, не обращая внимания на сухость приема, и, не дождавшись ответа, продолжил:
– Я вообще не имею привычки говорить несколько раз об одном и том же. Я пришел к вам навести одну справку.
– Навести справку у меня? Странно… И какую же?
– Об одном обстоятельстве, касающемся вас как моего жильца и меня как домохозяина.
– Денежные дела не требуют личных свиданий, – почти дерзко сказал граф.
– Это дело не денежное, а очень важное. Когда вы удостоитесь меня выслушать, то поймете, что личные переговоры гораздо удобнее, чем письменные, по крайней мере, не останется никаких следов, если оно устроится к нашему обоюдному удовольствию.
Предисловие это несколько встревожило графа, мысли его невольно остановились на сыне, и он пристально посмотрел на своего посетителя, стараясь прочесть в его глазах, в чем дело, но лицо Матапана осталось непроницаемым, сам же он спокойно продолжал: