Украденное ожерелье
Шрифт:
В это время Дутрлез заметил, что опал лежит на скатерти прямо против Матапана, и хотел было прикрыть его салфеткой, но остановился, чтобы своим поспешным движением не обратить на это внимание подозрительного миллионера, не имевшего привычки стесняться с расспросами о том, что его интересовало. Альбер хотел занять его разговором, даже, чтобы расположить его в свою пользу, назвать бароном, что тому удавалось слышать очень редко, и когда аристократ разговорится, ловко положить камень обратно в карман, но не успел он сказать ни одного слова, как
– Я пришел сюда, чтобы увидеть одного знакомого, – начал он, – но тот еще не приходил. Позвольте мне, в ожидании его, занять место де ля Кальпренеда?
– Сделайте одолжение, – вежливо, хотя далеко не искренне ответил Дутрлез.
– Я не буду долго надоедать вам и за это могу предложить вам такую сигару, какую вы вряд ли найдете во всем Париже. В прошлом году я специально ездил за ними в Гавану.
– Благодарю вас, любезный барон, – ответил Дутрлез, протягивая руку за драгоценным подарком и старясь вместе с тем столкнуть локтем опал к себе на колени. Но эта операция не удалась, при этом ему показалось, что Матапан пристально следил за всеми его движениями, так что он решил не трогать камень.
– Какая муха укусила вашего приятеля? – спросил Maтапан, усаживаясь в кресло. – Я пошутил с ним, прикинувшись обиженным домовладельцем, а он вскочил и убежал.
– Он вообще очень обидчив.
– Извините, если скажу, что глупо обидчив. Он как будто и на вас рассердился. Мне показалось, что он отвечал вам довольно резко.
– Я не обращаю на это внимания.
– И хорошо делаете. Он просто взрослый ребенок. Кстати, о каких странных явлениях в моем доме он говорил? Я люблю свой дом – мое создание, и все, что в нем происходит, очень меня интересует.
Сначала Дутрлез хотел сказать, что Матапан ослышался, и что в его доме ничего особенного не произошло, но потом решился сказать правду. Он был уверен, что встретил на лестнице не Жюльена, стало быть, ему нечего было бояться скомпрометировать его рассказом. Следовало только не высказывать своих соображений, а между тем от Матапана, может быть, получится кое-что узнать о цели раннего визита богача к де ля Кальпренедам.
Не получив ответа на свой вопрос, барон продолжал улыбаясь:
– Если отец этого юноши знает, как его сынок бегает по ночам, то худо делает, что не положит конца его путешествиям. Но у этого важного барина недостает характера. Я сейчас предлагал ему очень выгодное дело и не мог добиться положительного ответа.
– Да, я видел, как вы недавно звонили у их дверей, – живо возразил Альберт.
– И, как видите теперь, оставался у них недолго. Могу сказать наверняка, что они не очень скоро увидят меня у себя, если вообще увидят.
Влюбленный Дутрлез вздохнул свободнее и почувствовал расположение к более искренней беседе с этим милым Матапаном, который, вопреки утверждениям Бурлеруа, совсем не интересовался мадемуазель де ля Кальпренед.
– Итак, любезный Дутрлез, – продолжал миллионер, – в моем доме
– Привидения? Нет, любезный барон! Уж никак не привидения, а наверняка такие же люди, как и мы с вами, путешествуют ночью по вашим лестницам.
– То есть, мои же жильцы, хотите вы сказать? Что же тут удивительного, что они пользуются своим правом возвращаться домой, когда им заблагорассудится? Уж не вздумал ли портье ворчать на кого-нибудь из вас за поздние возвращения?
– Нет! Ворчать не ворчит, но случается иногда, что он забывает зажигать на ночь лампу. Вчера я не нашел в темноте моей свечи и оттого наткнулся на приключение.
– Намылю же я голову этому дураку Маршфруа, он совсем святил с ума с тех пор, как дочь его начала готовиться к сцене. И что же случилось с вами?
Дутрлез рассказал ему о своем приключении, не упоминая, впрочем, об отвоеванном опале.
– Кто мог бы быть этим ночным шалуном, не подающим голоса? – спросил Матапан. – Скорее всего, чей-нибудь лакей, загулявший в кабачке, быть может, ваш собственный?
– Не думаю!
– Нолже ничего не пьет, кроме воды, у Кальпренедов нет мужской прислуги, остается камердинер Бурлеруа. Впрочем, прислуга не ходит по парадной лестнице, для нее есть другая.
– Я уверен, что это был не лакей.
– А вы видели, куда он пошел?
– В квартиру второго этажа.
– Странно! Значит, это был или сам граф Кальпренед, или его сын.
– Только никак не сын; он сказал, что просидел вчера в клубе до двух часов.
– Не за то ли он и рассердился на вас, что вы расспрашивали его? Но тогда почему он так грозно посмотрел на меня? Решительно не понимаю!
– Он просто не в духе оттого, что ему не везет в карты.
– Если не везет, то вряд ли он платит, где ему взять денег?
– Это уже нас не касается, – живо возразил Дутрлез.
– Ну, меня-то, пожалуй, и касается! – сказал Матапан как бы про себя и продолжал: – Если случилось то, что вы мне раcсказали, то тут и голову ломать нечего. Ясно, что это был Жюльен, он только не пожелал перед вами сознаться, как ловко вы приперли его к стене.
Во время беседы Дутрлез успел прикрыть камень салфеткой и теперь хотел улучить минуту, чтобы спрятать его в карман из опасения возбудить в Матапане какие-либо подозрения. Полагая, что Матапан не заметил опала, он нашел возможным сообщить домохозяину кое-что из слышанного им от Жюльена.
– Я уверен, что вы ошибаетесь, – сказал он. – Ночью я встретил не Жюльена.
– Кто же еще мог войти к ним в квартиру?
– Не знаю, да он и сам не знает, хотя случалось и прежде, что кто-то по ночам входил в его комнаты. Он не раз находил мебель свою в беспорядке, стулья и даже шкафчик опрокинутыми.
– Остается допустить одно, что в доме моем действительно водятся духи. Господину ля Кальпренед лучше было бы не распускать таких глупых россказней, если он не желает повредить репутации своей сестры.