Украденные лица, украденные имена
Шрифт:
– Где он? – Повторил вопрос Номун.
– Кто? – Нефрит Номун выплюнул песок, изогнулся, но не смог освободиться от Номуновой хватки.
– Один парень. Тот, кто убедил меня не убивать тебя в джунглях. – Номун снова рассмеялся. – Он был прав: отложенное удовольствие – это удвоенное удовольствие.
– А-а…, желторотый.
Номун надавил ногой, еще чуть посильней, и это ощущение показалось восхитительно знакомым. Кость, ноющая от напряжения, на грани излома; сколько раз он чувствовал этот сладкий зловещий трепет? Мысль встревожила его, но лишь холодно-отстраненно,
– Подожди, – прошептал Нефрит Номун. – У меня есть информация; если я умру, то и ты тоже можешь умереть.
Звук с кромки джунглей привлек внимание Номуна. Там стоял, покачиваясь, Молодой Номун, с залитым кровью лицом и отсутствующим взглядом. За его спиной Номун заметил пробивающееся сквозь кристалл пятно тускло-красного света. Мертвый Номун, подумал Номун. Он отпустил Нефрит Номуна, и катнул его в сторону ударом ноги по ребрам. Нефрит Номун свернулся в клубок, обхватив руками живот и давясь рвотой.
Номун кинулся в джунгли и добрался до Молодого Номуна как раз в тот момент, когда в поле зрения появился мех-убийца. Он закинул руку Молодого Номуна себе на плечи и дотащил его до безопасного места на песке.
Мех-убийца заговорил повелительно, голосом настолько громким, что Номун поморщился.
– Имейте в виду. Вам разрешается отдыхать здесь до наступления темноты, пользуясь предоставленными удобствами. Вам запрещено покидать пляж до наступления темноты. Когда солнце зайдет, вы должны перейти на следующий узел. По прежнему действуют ранее озвученные правила.
Номун посмотрел на грудь Мертвого Номуна: там теперь свисал третий пакет, отягощенный прекрасной головой Красавчика Номуна.
НОМУН ПОМОГ МОЛОДОМУ НОМУНУ зайти в палатку и уложил его на одну из коек. Он достал салфетку из одного из пакетов с едой и начал вытирать кровь со лба Молодого Номуна. Остальные следили за ним.
– Эй, нянька, – произнес Шрам Номун. – Подойди ко мне, обслужи.
Его рот был набит едой, здоровый глаз блестел. Он тронул себя за промежность и заржал.
Нефрит Номун рухнул на свою койку, но нашел силы фыркнуть с усталым презрением:
– Не обольщайся, клон. Старик еще силен. Он носит свои морщины для театрального эффекта. Я готов поспорить на все что у меня есть, что он тебя прожует и выплюнет. И даже не вспотеет.
Шрам Номун ответил с презрением:
– Тебя? Может быть. Но не меня.
– Урод, ты правда, ничего не видел?
– Я видел, – сказал Синий Номун. – Пижон прав. Старик компетентен. Даже я не решился бы проверять его навыки.
Взгляд Молодого Номуна наконец прояснился, и переместился на Номуна.
– Ты был прав, – сказал он тихим, хриплым голосом. – Нам следовало убить его.
– В таком случае ты сам был бы уже мертв, – сказал Нефрит Номун. – Знаешь, почему ты все еще жив, парень? Мех-убийца не дал мне закончить дело, вот почему. Он предупредил меня, что нам нельзя убивать друг друга на узлах – и что, если кто-либо сделает это, то он по сути, совершит
Шрам Номун, свирепо взглянув, произнес:
– Ты врешь, чтобы скрыть свою слабость.
Заговорил Синий Номун.
– Любопытно. Похоже, мы находимся в руках у дотошного и обстоятельного психа. Рискну предположить, что его имя Номун.
– Да. Сон, – тихо подсказал Фальш Номун.
– Действительно, – сказал Синий Номун. – Мнемошок был общим для всех нас, не так ли? Номун-ребенок, катающийся со своей матерью по какому-то Воющему кварталу? Такова природа синаптического шторма, как мне представляется: это был не сон, который мы все разделяли; это было первичное воспоминание терминального узла. Воспоминание, которае наилучшим образом указывает на характер воспоминаний, хранящихся в этом накопительном массиве.
Лицо у киборга было замкнутым и мрачным; как будто за ночь в джунглях Синий Номун растерял большую часть уверенности в своих силах.
– Кроме того, вынужден признать неприятный факт. Приходится сделать умозаключение, что я не первый Номун, как я считал всю свою долгую жизнь.
– То есть? – Нефрит Номун осторожно сел, держась за ребра. – Возьмем мнемобиот. Думаю, ему максимум тысяча четыреста стандартных лет. И уж точно не меньше тысячи ста. Это моя оценка, исходя из размеров терминального узла, диаметра спинных тороидов, количества паразитов. И некоторых других факторов, которые находятся за пределами вашего понимания.
Подбородок Синего Номуна лег на его металлическую грудь.
– Мне восемьсот семьдесят три года.
Номун обвел взглядом лица остальных. Помпе Номуну, казалось, было все равно – гнилоголовый был поглощен перенастройкой клавиш своей химиопомпы. Шрам Номун не верил. Фальш Номун уже был готов признать, что он клон. Молодой Номун не выглядел удивленным. На вытянувшемся лице Нефрит Номуна разрасталось гневное осознание.
– Нет! – выкрикнул Нефрит Номун. – Нет! Я Номун. И никто другой. Ты или лжешь или ошибаешься. – Нефрит Номун вздохнул глубоко, явно пытаясь взять себя в руки. – И вообще, Номун – не такое уж редкое имя. Почему Номун, посеявший этот мнемобиот, должен быть родственнен нам?
– Если нет, – с тяжелым вздохом проговорил Синий Номун, – тогда мы являемся свидетелями поразительного совпадения. Все мы произошли из одного генетического корня; каждый называет себя Номун. Если Номун из памяти мнемобиота не является нашим братом-клоном, то какое другое объяснение нашего присутствия здесь ты мог бы предложить?
Номун увидел, как пугающее безумие зажглось в помутивших глазах Нефрит Номуна:
– Нет, я никогда в это не поверю.
Синий Номун пожал плечами.
– Как угодно. Неважно, во что ты веришь. Вот неоспоримый факт: сейчас тут имеется, по меньшей мере, девять клонов подлинного Номуна. Номуна Великого. Номуна Освободителя. Номуна Карающего. Некоторые из моих титулов сейчас кажутся мне забавными. Номун Единственный, например. – Синий Номун замолчал, и в палатке воцарилась тишина.