Украденные лица, украденные имена
Шрифт:
Наконец Синий Номун вновь заговорил.
– Среди нас есть кто-нибудь достаточно старый, чтобы быть подлинным Номуном? Ты, к примеру? – Он жестом указал на Шрам Номуна.
– Не скажу, – ответил Шрам Номун.
– Вот так. – Синий Номун со вздохом опустился на койку, так, словно его металлическое тело устало.
– Думаю, это он предок. – Фальш Номун следил за Номуном, и его глаза были полны тревожных сомнений.
– Не может быть. Это я Номун, – отрезал Нефрит Номун. – Ну и вдобавок, морщины, которые он носит – это косметика; я познал это на своем горьком опыте.
Больше никто ничего
– Я бы хотел поспать, – сказал Молодой Номун. – Но я боюсь. Я могу уже не проснуться.
– Спи, – сказал Номун. – Я покараулю. Потом ты можешь последить, а я посплю.
К легкому удивлению Номуна, Молодой Номун улыбнулся в знак согласия, и закрыл глаза. Он доверчив, по-прежему, подумал Номун. Это плохо.
МОЛОДОЙ НОМУН ПРОСПАЛ ВЕСЬ короткий день Угля. Номун не испытывал особого желания отдыхать; его беспокоило соседство остальных и их ненависть.
Когда тени стали длиннее, Номун подошел ко входу в палатку и выглянул наружу.
Мертвый Номун неподвижно возвышался на пляже рядом, менее чем в пяти метрах от него. Черные фоторецепторы неотрывно следили за Номуном, но более никак мех-убийца на его присутствие не отреагировал.
Взгляд Номуна соскользнул на три пластиковых пакета, прикрепленных к груди меха-убийцы. За исключением Номуна, убитого Шрам Номуном на терминальном пляже, лица не походили на мертвые. Казалось, что они спят, хотя глаза у Неженки Номуна оставались открытыми. Трофеи? Мысль была здравой, и он задумался, что же это за человек, который способен делать трофеи из своего собственного лица. Какое-то чудовище.
– Почему мы здесь? – Спросил Номун.
Мертвый Номун никак не отреагировал. Номун попытался задать другой вопрос.
– Кто твой хозяин?
Броня, защищавшая решетку динамика меха-убийцы, открылась:
– Его зовут Номун. – Жалюзи закрылись.
Номун, разочарованный, отступил внутрь. Там, со сложенными на груди руками, стоял Фальш Номун.
– С кем ты разговаривал?
– Мех здесь. Солнце садится. – Номун прошел мимо него, направляясь к койке Молодого Номуна.
Номун легонько потряс Молодого Номуна за плечо.
– Просыпайся, – сказал он.
Молодой Номун, вздрогнув, пришел в себя и вслепую нанес удар. Номун схватил его за руки.
– Спокойно, спокойно…, – сказал Номун. Во взгляде Молодого Номуна снова появилось осмысленность. Он сел чересчур резко и поморщился.
Фальш Номун заговорил умоляющим голосом.
– Ведь ты и есть он, тот самый? Ты пощадишь меня? Я взял это имя только для того, чтобы заслужить немного уважения, чтобы иметь немного вещей – из тех, что так легко достаются другим. Я не причинил тебе вреда, я не взял твоих денег. Пожалуйста, отпусти меня. Почему я должен умереть?
Фальш Номун показался Номуну омерзительным; его потное лицо, так похожее на его собственное, вызвало у него легкую тошноту.
– Я ничем не могу тебе помочь, – брезгливо сказал
Молодой Номун все еще был бледен.
– Я тоже не хочу умирать, – сказал он.
– Я тоже. Хватит ли у тебя сил подняться на следующий узел?
Молодой Номун улыбнулся и дотронулся до пореза на лбу.
– Я должен буду, не так ли?
– Послушай, – сказал Номун. – Мы можем держаться друг от друга на расстоянии крика. Если на тебя нападут, позови, и я приду на помощь. Ты можете сделать то же самое. Ты согласен?
– С радостью…
НЕЗАДОЛГО ДО ЗАХОДА СОЛНЦА семеро Номунов вышли из палатки и опасливо обошли неподвижно стоящего меха-убийцу.
– Может быть, он сломался, – высказал Фальш Номун робкую надежду.
Нефрит Номун тихонько рассмеялся:
– Ты самый большой дурак из всех нас, клон. – Нефрит Номун был с наложенной на ребра импровизированной повязкой, которую он соорудил из широких рукавов, оторвав их от своей рубашки. – Ты умрешь скоро, и нам больше не придется смотреть на твое трясущееся лицо.
Из всех Номунов только Помпа Номун выглядел безмятежным. Он стоял немного в стороне от остальных у самой воды, наблюдая за подплывающими, подобно призракам, парусоходами. Взгляд у него был отсутствующе-мечтательным; он нежно поглаживал вялыми пальцами клавиатуру своей помпы.
– Восхитительно, – тихо произнес он. Он повернулся к остальным. – Ведь это прекрасно, не правда ли? Вы только взгляните. Я очарован. Совершенный мрак моря, увядающе-лавандовое небо, искрящийся песок. Лодки, красивые, как сон. Даже эта штука. – Он указал на Мертвого Номуна. – Его цвет – превосходный контрапункт для этого мира, его функциональное назначение великолепно оттеняет наши жизни. – Он покачал головой. – Вы убивали так же часто, как и я, братья? – Его худое лицо скривилось, словно от внезапной боли. – Моя помпа почти суха. Я собирался наполнить ее как раз перед тем, как меня схватили. Успей я это сделать, это приключение могло бы закончиться для меня по-другому.
– Гнилоголовая чушь, – сказал Шрам Номун.
– Да, да, ты прав. Поразительная чушь, – улыбнулся Помпа Номун. – Но мои реагенты… они смягчали мне восприятие тех поступков, которые Номун был обязан совершать все эти столетия, и давали мне силы действовать – и не быть испорченным теми страшными, ужасными вещами, которые Номун должен был сделать, если он хотел оставаться Номуном. Это спасло меня от превращения в такую же, как ты, безмозглую скотину.
Помпа Номун посмотрел на Нефрит Номуна:
– И от твоей алчной никчемности.
Он посмотрел на Фальш Номуна:
– И от твоей трусости.
Он перевел взгляд на Сталь Номуна:
– И я не отказывался от своей человечности в угоду машине. Помпа была моей броней.
Тут лицо Помпы Номуна погрустнело.
– Но это был не самый лучший способ. Помпа лишила меня запаса прочности.
Парусоходы встали на якорь у берега, теперь поближе, чем в первую ночь. Светловолосая женщина-капитан спустилась со своего помоста и встала возле поручней, в стороне от пассажиров. Ее затененное вечерним сумраком лицо выражало какое-то сильное чувство. Тоску? Беспокойство? Отчаяние? Номун не смог определить.