Украина и политика Антанты. Записки еврея и гражданина
Шрифт:
Перед объездом Черниговской губернии я побывал в Киеве. Центральная рада с каждым днем приобретала все больший авторитет в глазах населения. Украинское национальное движение представлялось наилучшим противовесом развитию большевизма.
Ввиду родственности программ партии Трудовой народно-социалистической и Украинской партии социалистов-федералистов, я предложил киевским комитетам обеих партий вступить в блок и выставить общий список. Обе партии сходились в главном вопросе дня – в сознании необходимости переустройства России на федеративных началах. Блок состоялся, со стороны украинских социал-федералистов список возглавлял С. А. Ефремов, со стороны нашей партии А. С. Зарудный.
Такой же блок
Это был в ту пору первый и, к сожалению, единственный опыт общения и сближения партии общероссийской с партией украинской.
Последствия применения неподходящей в условиях российской действительности пропорционально-списочной системы выборов давали себя знать на каждом шагу. Помню тяжелое ощущение, которое вызвала во мне напечатанная в газетах телеграмма из Кременчуга, сообщавшая о борьбе между еврейским и христианским списками… «Победил еврейский список», гласила заключительная фраза телеграммы. Получалось впечатление, будто выборы в Учредительное собрание являются ареною для борьбы народностей, а не партий… А между тем всякий парламент, как общегосударственное учреждение, должен знаменовать собою общность государственных судеб и мирное сосуществование всех народов, живущих в данном государстве. Чисто же национальные, специальные задачи каждой народности должны обслуживать их специальные национальные собрания или сеймы…
Можно было заранее предвидеть решительную победу на выборах партии социалистов-революционеров. Было ясно и то, что под влиянием возвратившихся с фронта солдат немало голосов соберут большевики.
Зато никто еще не мог себе тогда представить того разительного успеха, который выпадет на долю украинской партии социалистов-революционеров. Список российских социалистов-революционеров возглавлялся в Черниговской губернии самой бабушкой Брешко-Брешковской. Между тем в списке украинских эсеров фигурировали очень молодые люди, в возрасте 22–23 лет. Такого же возраста был возглавлявший этот список Н. И. Шраг, сын И. Л. Шрага, товарищ председателя Центральной рады.
Результаты выборов действительно превзошли все ожидания. Из 14 мест девять получили украинские социалисты-революционеры, одно – всероссийские социалисты-революционеры и четыре – большевики. Ни один из остальных списков (в том числе польский, еврейский, кадетский, наш и социал-демократический) не собрал количества голосов, необходимого для получения хотя бы одного депутатского мандата. Старик Шраг и обе наши партии оказались на сей раз слишком умеренными… Такая же участь постигла нашу партию почти во всех губерниях. На всю Россию было избрано всего два члена Трудовой народно-социалистической партии. Крестьянство скоро забыло трудовиков, представленных в столь огромном количестве в первой и второй Государственных думах… А о народных социалистах, имевших фракцию во II Государственной думе, оно вообще имело смутное представление…
Такое же тяготение крестьянского населения к украинским спискам наблюдалось и в Киевской, Волынской, Подольской и Полтавской губерниях, о которых у меня имелись точные сведения. Всюду получилось подавляющее преобладание голосов, поданных за украинских социалистов-революционеров.
Исход выборов по национальным еврейским спискам был всецело обусловлен количеством еврейского населения в каждой данной губернии. Поэтому в Черниговской губернии было заранее очевидно, что еврейских голосов не хватит на получение даже одного мандата.
Только слепой мог не видеть огромного, сказочного роста национального самосознания у украинского крестьянства. Достаточно было побывать на крестьянских предвыборных собраниях, чтобы убедиться, насколько мы, интеллигенция, не знали того народа, среди которого мы жили, очень смутно разбирались в вопросе о родном языке этого народа и т. д.
Все материалы о выборах я привез с собою в Петербург и ознакомил Центральный комитет партии с положением и настроениями на Украине. Конец декабря прошел в тревожных ожиданиях предстоящего разгона Учредительного собрания, о чем тогда уже упорно говорили. Тщетно призывал я наш комитет к перенесению работы нашей партии – и всех других партий, боровшихся с большевизмом, – в Киев.
Такими же тщетными оказались мои советы о том, чтобы Учредительное собрание съехалось в Киеве. Если не ошибаюсь, тождественного с моим взгляда держался в нашем комитете один лишь М. В. Беренштам, высказывавшийся вместе со мною за переезд Учредительного собрания в Киев и после его разгона. И я по сей день сохраняю веру в то, что если бы Учредительное собрание съехалось тогда в Киеве или в одном из городов, бывших уже тогда в районе юрисдикции украинской Центральной рады, – то Киев сразу мог бы стать центром устроения будущей федеративной России, а не одной лишь Украины.
Наступил день открытия Учредительного собрания. Несметные толпы с утра запрудили все улицы, ведущие к Таврическому дворцу. Наш комитет шел в авангарде процессии, двигающейся по Литейному проспекту. Мирный характер манифестации не мог вызывать никаких сомнений. Вдруг, на углу Спасской улицы, раздались выстрелы… Стреляли предательски, не предупредивши заранее, с крыш и чердаков… Кое-кто из нашего авангарда упал… Оказались убитые и раненые… Дальнейшее следование было немыслимым и могло вызвать лишь дальнейшие, бесцельные жертвы… Мы разошлись по домам…
Распылилось, распалось Учредительное собрание – не стало того «хозяина земли Русской», который должен был провести в жизнь, осуществить переустройство бывшего Российского государства на новых началах. «Федерация сверху» была уже неосуществимою мечтой – развал государства зашел слишком далеко. И мне представлялось, что необходимо, при создавшемся положении, заняться в первую очередь укреплением на местах новых, отдельных государственных образований, не захваченных всецело большевистской стихией и анархией и таящих в себе здоровые начала для воссоздания порядка и государственности. Мне представлялось, что с переходом власти в руки советского правительства у руководителей украинских партий могло естественно зародиться стремление к ограждению Украины от той общности судьбы со всей остальной Россией, которую ей уготовляло советское правительство.
5 января – день разгона большевиками Всероссийского учредительного собрания – обусловило и повлекло за собою 9 января, провозглашение Центральной радой независимости и самостоятельности Украины. С железной необходимостью, после рокового июньского наступления, был также предрешен и факт Брест-Литовского мира, заключенного 9 февраля.
С этими мыслями я направился в середине февраля снова в Киев, движимый сознанием полной бесполезности моего дальнейшего пребывания в Петербурге и возможности политической и общественной работы в родном Киеве. Уже по пути из Москвы в Киев на всех станциях мы встречали множество поездов, переполненных бегущими из Киева большевистскими войсками. В Киеве я уже застал незначительную часть этих войск, еще не успевшую «эвакуироваться», а через несколько дней в Киев вошли украинские и немецкие войска.