Улыбка гения
Шрифт:
А решение следует принимать незамедлительно. Ему одному. На свой страх и риск. В первую очередь он должен убедиться, что Анна не откажет ему, если он сделает ей предложение. Иначе игра не стоит свеч. Не следует и начинать, точнее, продолжать выстраивать с ней какие-то отношения.
«А как же Феозва?» — задал он себе резонный вопрос. С ней он поговорит позже. Она должна понять его и хотя бы раз в жизни поддержать. Звучит, конечно, нелепо: жена благословляет мужа на второй брак. Но это единственны выход. А вот как этого добиться, он просто не знал, но верил, у него все получится.
Чуть подумав, он нашел выход, как можно узнать адрес сестры, а значит, и Анны. Она сама ему скажет. А если и нет, он узнает сам, проследив
Была середина зимы, и ледяной ветер с Невы пробирал до костей. Дмитрий Иванович скоро замерз и решил зайти внутрь здания, встал за одной из колонн, испытывая неловкость и даже стыд от удивленных взглядов студентов и преподавателей, идущих мимо. Судя по всему, его многие узнавали, хотя, может, просто ему казалось, будто бы все они знают, зачем он здесь. Но он не сдавался, а терпеливо ждал, когда покажется Анна. И вот мелькнула знакомая ему шубка с беличьим воротником и бархатная шапочка на голове девушки, которую он не раз видел у себя в прихожей. И тут он услышал удивленный возглас племянницы:
— Дядюшка, вы как здесь? — К нему подбежала Надежда Капустина и переспросила: — Вы кого-то ждете или случайно зашли?
Потом догадалась и посмотрела на Аню, стоявшую в нескольких шагах, опустив глаза в пол.
Менделеев не ответил, чуть помялся и нерешительно спросил, что было на него никак не похоже:
— Можно я вас провожу до дома? Вы ведь домой идете?
— Да, домой, — ответила Катя. — Почему бы и нет. Если честно, я даже соскучилась, хотела сама как-нибудь заглянуть, но занятия… — И она принялась рассказывать об академии, об учителях, в то время как Анна не произнесла ни слова, пока они шли.
— Вот мы и пришли. — Катя показала на внушительное здание, где они теперь жили. — Квартира небольшая, но мы разместились. Может, зайдете? Мама будет рада.
Так он в первый раз побывал в гостях у Капустиных, вызвав тем самым немалое удивление сестры. А вот поговорить с Аней ему тогда так и не удалось. И он пришел второй раз. Потом третий. А потом стал регулярным гостем. Сестра не противилась, но, судя по выражению лица, была не в восторге от его частых посещений. Но он не обращал на это внимания. Главное, Аня постепенно оттаивала и даже иногда улыбалась ему. А вскоре ледок окончательно растаял, и, судя по ее глазам, она даже ждала его прихода.
Но на этом он не успокоился. Знал, железо надо ковать, пока оно горячо.
И однажды, выбрав момент, когда они остались одни в комнате, он с надеждой в голосе спросил:
Анечка, скажите только одно слово: я могу надеяться?
Она недоуменно глянула на него, видимо, поняла не сразу, о чем он спросил, и лишь потом неопределенно ответила:
— Время покажет. Я не знаю, как ко всему отнесутся мои родители. Особенно отец. Он не совсем здоров, и я не хочу брать грех на душу. Он точно не одобрит мою связь с женатым человеком.
— Я непременно разведусь с женой. Для меня, главное, получить ваше согласие. Нас с женой ничего не связывает.
— А как же дети? Мне не хотелось бы стать причиной ваших несчастий. Не всё зависит от вас.
В это время в комнату вернулась племянница Менделеева, принесла копию одной из картин, которую она готовила по заданию мастера, и разговор пришлось прервать. Но окрылённый услышанным Дмитрий Иванович в ближайшее воскресенье помчался в Боблово с твердым намерением серьезно поговорить с женой. Увы, но Феозва, едва услышав слово «развод», затопала ногами, что выглядело довольно нелепо, даже смешно, заявив, об этом он может забыть и больше никогда не произносить это слово. Он вылетел из комнаты сам не свой и промчался мимо поджидавшей его в соседней комнате дочери. Вернувшись в Петербург, долго не мог успокоиться, но все же нашел в себе силы
— Да вы что, сговорились, что ли?! — выпалил Менделеев и, не прощаясь, зло хлопнул дверью.
Выходит, встречаться в доме Капустиных они не могут. Открыто показываться с Анной в общественных местах, значит, подвергать ее и свою репутацию осуждению. Может, к нему отнесутся снисходительно, но она будет окончательно скомпрометирована. И он нашел выход.
Многие из знакомых ему художников собирали у себя в мастерской по определенным дням своих друзей и единомышленников.
«А что, если я приглашу некоторых из них? — подумал он. — А вместе с тем Надежду и Анну». Это был выход. И он выбрал среду. Известил около десяти знакомых ему живописцев, которых знал по прошлым встречам на выставках. Отправил записку сестре с просьбой помочь подготовить свою квартиру к встрече и захватить с собой девушек. Она, узнав, что среди приглашенных будут Репин, Крамской, Шишкин, не заставила себя уговаривать и согласилась. Встреча удалась. Гостей было много, и девушки были душой общества, разнося чай и угощение, заранее приготовленные хозяином. Говорили о новых веяниях в живописи, о засилье старых мастеров, преподающих в академии, о заграничных выставках. Потом попросили Аню поиграть на пианино, и она с благодарностью согласилась. Когда гости разошлись, они, как в прежние вечера, посидели все вместе в гостиной, и Менделеев вызвался проводить их. Прощаясь, задержал руку Анны в своей и негромко спросил:
— Всё хорошо? Еще увидимся?
— Обязательно, — откликнулась она и, сверкнув глазами, убежала в дом.
В начале весны к Ане приехал ее отец — Иван Евстафьевич Попов. Видимо, Екатерина Ивановна сочла лучшим обо всем рассказать ему, и он попросил познакомить его с ухажером дочери. Они встретились в ресторане «Доминик», где Дмитрию Ивановичу приходилось бывать неоднократно. Его там знали, считали завсегдатаем, а потому усадили за столик у окна.
Дмитрий Иванович с нетерпением поглядывал на входную дверь, но отец Анны по какой-то причине запаздывал. Прямо перед окном росла могучая береза, на ветках которой зеленели едва начавшие распускаться листья. Оконные рамы были слегка приоткрыты, и в зал ресторана вливался слегка пьянящий весенний воздух, перебивающий доносящийся из кухни аромат подгоревшей поджарки.
Дмитрий Иванович осмотрел зал ресторана, где лишь за двумя столиками находились посетители. Половые от безделья слонялись из угла в угол по залу, словно сонные мухи. Он взмахом руки подозвал одного из них и, когда тот, подобострастно наклонившись, подошел, спросил:
— Скажи, любезный, ты сможешь узнать человека, пришедшего в ваше заведение впервые?
— Само собой, ваше превосход… — скороговоркой ответил тот. — Кого изволите ждать? Даму или кого из мужеского пола?
— Должен один господин пожаловать. Он из провинции прибыл. Так вот, как увидишь его, дай мне знать. А вот тебе на чай. — И он положил на стол монету, которую половой тут же с готовностью забрал.
— Не извольте сомневаться. Всё исполню в лучшем виде, — щёлкнул тот каблуками и отошел на прежнее место напротив входа.
Иван Евстафьевич Попов, отец Анны, оказался мужчиной средних лет, худощавым, с загорелым лицом и, что сразу бросалось в глаза, неуверенным в себе. Как только он вошел, половой бросился к нему, предлагая проследовать к столику, где его ожидал Менделеев. Но Попов глянул на него с подозрением, словно ожидая какого-то подвоха. Возможно, предстоящая встреча совсем не радовала его, и он всячески старался её оттянуть, но затем, увидев шагнувшего к нему Дмитрия Ивановича, всё же решился и, озираясь по сторонам, пошел к нему навстречу.