Улыбка гения
Шрифт:
— Никакой соломы, — затряс головой Менделеев, — у нас в Сибири о ней и понятия не имели. Солома, скажешь тоже. А коль пожар случится? Овин будем из кирпича класть, а крыша соломенная?! Насмешил! Только железо. Понял?
— Как не понять, деньги ваши, но тут в округе все соломой кроют, — не сдавался тот, — а пожар на овине откуда вдруг возьмется?
— Сам ты чучело соломенное, — засмеялся Менделеев, — ладно, подумаю, а то и впрямь денег не хватит, а хочется все побыстрее закончить. Да, вот еще что, — обратился он к подрядчику, — пошли какую бабу или девку порасторопней, чтоб в барском доме приборку навела, а то там, поди, после старых
Глава пятая
Долго ждать ему не пришлось. Вскоре отворилась дверь, и на пороге обозначился женский силуэт. Рассмотреть сразу лицо он не смог из-за солнечных лучей, светящих прямо ему в лицо. Девушка нерешительно шагнула в комнату и остановилась. Менделеев поздоровался, но она лишь кивнула, не решаясь начать разговор.
— Проходи, проходи, — предложил он, — значит, это тебя ко мне в помощь отправили?
— Ага, кивнула она головой, — батяня велел к вам пойти, мол, прибрать и приготовить чего надо. Так я могу, — отвечала она срывающимся голосом.
— Очень хорошо, а я думал, постарше кого пришлют, не ожидал, что такую красавицу. Ну, давай рассказывай, как тебя зовут, что делать умеешь. Меня вот Дмитрием Ивановичем мужики ваши кличут. Запомнишь?
— Ага, — повторила она опять, — Иванычем…
— А тебя как звать?
При этом он старался разглядеть ее лицо, фигуру, определить характер и в то же время подстроиться под деревенскую манеру разговора, чтоб не отпугнуть ее. На вид ей было около двадцати лет. Довольно высокая, тонкая в талии, в зеленом с вышивкой сарафане с передником. На голове простой платок, а под ним льняная коса, уложенная кружком на голове. Судя по всему, она была девушкой не робкого десятка и смотрела открыто, приветливо широко посаженными глазами то ли серого, то ли зеленого цвета. Сделав несколько шагов, она так и стояла, не решаясь пройти внутрь.
— Так как тебя кличут? — повторил он, стараясь как можно приветливей улыбаться, понимая, что от одного неосторожного слова она может не так его понять и убежать обратно. Наконец до нее дошло, о чем ее спрашивают, и она охотно разъяснила:
— Нарекли Евдокией, а так зовут Дусей. Родные же просто Дуняшей кличут. Я на все эти имена и откликаюсь.
— Вот и ладно, я тоже, если позволишь, буду тебя так звать. Красивое имя — Дуняша… Дунюшка, — повторил он нараспев, отчего девушка неожиданно покраснела и отвернулась, видно, ей было в новинку, что кто-то хвалебно отозвался об ее имени. — Да ты не смущайся, мне и вправду помощница нужна, а то одному тут не управиться. Что тебе еще батюшка твой сказал?
— Сказал, мол, нечего без дела сидеть да семечки грызть, — улыбнулась она, — лучше делом каким заняться. Я и не ослушалась, пришла…
— Так ты, значит, незамужняя? Ну, невелика беда, за такую красавицу обязательно кто-нибудь посватается, дай только срок. Ты мне лучше скажи, как я понял, семечки грызть ты умеешь, а по дому управляться сможешь? А то, может, специально батька твой неумеху направил ко мне, что работящих ему жалко? Признавайся сразу, чего делать умеешь? Может, мне другую кого позвать? — широко улыбаясь, полушутя спросил он, не сводя с девушки глаз, вызывая тем самым ее на разговор.
— Ваша воля, барин. Зовите другую, коль вам то угодно. Но за себя скажу, что всякую работу по дому выполнять могу. Могу тесто замесить, хлеба готовить и в печь
— Хорошо, хорошо, — остановил он ее, — прясть мне точно не потребуется, а насчет остального, поглядим. А сейчас, Дуня- Дуняша, поначалу найди где-нибудь метелку да пол вымети, а то мусора накопилось полно. Меня не отвлекай, я пока своими делами займусь. Потом решу, чем еще тебя занять. — Он повернулся было уйти, но девушка нерешительно спросила его:
— Вот батька сказал, что за добрую работу вы мне денежку дадите, а ежели чего не по-вашему будет, прикажете выпороть? Так ли это? — Свой вопрос она задала совершенно серьезно, и в ее глазах не читалось даже искорки сомнения.
Менделееву от ее наивности сделалось совсем весело и тепло на душе, и он посмотрел на нее уже совсем иными глазами, как на нечто воздушное и хрупкое. Да и весь ее силуэт на фоне открытой двери и светившего в спину солнца был как бы пронизан небесным светом и сама она своей юной, тонкой фигуркой походила на явившегося с неба ангела, непонятно по какой причине оказавшегося перед ним. Ему неожиданно захотелось прижать ее к себе и впитать в себя ее робость, чистоту, наивность. Но он, сделав шаг в ее сторону, тот час заметил, как во взгляде у нее промелькнул страх, и она непроизвольно попятилась назад. Потому, остановившись, он громко рассмеялся и ответил:
— Да нет, я хорошеньких таких пороть не привык, нужды в том не вижу. Был бы художник, портрет бы с тебя, такой, написал и у себя бы в кабинете повесил. Но это я так, к слову. Бояться меня не следует, ты ко мне по доброй воле пришла, коль что не понравится, то говори. Ты человек свободный и вольна поступать так, как тебе вздумается. Поняла, ну и славно. Да, пойдем-ка, глянешь, где прибирать надо, а то, как погляжу, будешь и дальше так стоять.
Он провел ее на кухню, где виднелись груды немытой посуды, и спросил:
— Справишься? Видишь, как насвинячили те, кто раньше здесь жил. Не знаю, где сесть перекусить, хоть на улицу под дерево иди, чем здесь оставаться. А пол, видишь, какой грязнущий? Вот если до вечера со всем этим управишься, награжу щедро. Скажи, чего бы желала?
— А книжку дадите почитать? — неожиданно спросила она, указав на книжную полку, где стояли различные издания, отправленные заранее Менделеевым из города.
— Книгу? — удивился он. — Так ты, выходит, грамоте обучена? Похвально. Дам, конечно, но только эти книги тебе вряд подойдут. В другой раз привезу тебе что-нибудь подходящее. Но я про деньги спросил. Сколько за приборку свою возьмешь? Или лучше угощение какое, сладости там разные тебе сгодятся?
— Как скажете, — опустила она глаза в землю, — денежку в руки мне еще никто не давал, они все, коль у нас и бывают, то тятенька их у себя в платочке держит, нам не доверяет. Что я с ней, денежкой, делать стану? Уж лучше сладости, я их тожесь сроду не пробовала. Если вам это не в тягость будет… А то я могу и задаром прибраться. Дома, вон, каждый день и пол мою, и чугуны на речке скребу, и скотине варю, и никто мне за то денег не дает. Могу и здесь обойтись, только вот книжку бы какую интересную посмотрела, коль позволите. А то у батюшки в церкви хотела взять, а там только о святых праведниках читать дают. А я слыхала, будто про разбойников книжки есть… И про все такое разное… — Она опустила глаза в пол, и он понял, что она имела в виду.