Улыбнись мне, Артур Эдинброг
Шрифт:
Так что те1ерь я начну считать дни до отбытия с радостью, а не тоской.
Но Артур, дослушав меня, только 1окачал головой, будто бы удивлённо:
— Ну да, конечно же, ты всё знаешь. Как я мог 1одумать иначе? Ты же такая. не знаю. Не1осед-ливая. Любо1ытная. Не1редсказуемая.
Я криво усмехнулась:
— Если ты хотел меня обругать — у тебя не получилось. Звучит как комплимент.
— Это и есть комплимент, Вилка.
Он замолчал. Вновь начал накрапывать дождь, потом полило сильнее, ещё сильнее… Артур сплел заклинание, и над нами повис куполообразный
Артур посмотрел на меня и вдруг, протянув вперёд руку, заправил прядку, выбившуюся из причёски, мне за ухо.
— Ты всё ещё любишь её? — ляпнула я, хотя вопрос явно был слишком личным.
— Она мертва.
Вот так ответ: ни да ни нет. Как в старом фильме, где один всегда говорит «люблю тебя», а второй — «аналогично». И всем понятно, что это ерунда какая-то, но что уж тут поделаешь.
— Мне жаль, — пробормотала я.
— Спасибо, — кивнул он и поморщился: так себе ответ получился. С другой стороны — ну а что тут ещё ответить? «Мне тоже» не подходит: наши чувства несоизмеримы.
Артур поднялся и, взяв меня под руку, подвёл к гроту. Там, внутри искусственной пещеры, было что-то вроде алтаря: каменная плита с магическими значками, а перед ней — небольшая чаша бассейна. Вода внутри выглядела как водоворот-воронка: куда-то бесконечно и беспрерывно утекала.
Артур остановился перед бассейном.
— Вилка, я хочу, чтобы ты знала: я очень рад, что ты попала сюда из-за ошибки в ритуале, — сказал он негромко. — Сначала я злился, конечно.
Потом думал — не повезло. Затем стал понимать, что ты достаточно приятный… — он замялся.
— Фамильяр? — подсказала я с горечью.
— Нет. Напарник. Но теперь. — он поднял взгляд наверх, будто задумавшись, а потом посмотрел мне в глаза. — Теперь я понимаю, что это был настоящий подарок. Ты даже не представляешь, как долго я был мёртв внутри. Или спал — так глубоко, что сон невозможно было отличить от комы. Но сейчас я будто проснулся. Мне снова нравится жизнь. Я смотрю вперёд с интересом. Я начинаю думать, что иногда испытания — это ещё и способ вырасти, а не только тяжёлый долг. А некоторые проблемы. довольно забавная штука, если честно. Их даже можно назвать приключениями. И это всё благодаря тебе. Просто рядом с тобой по-другому не получается: ты такая живая.
Он продолжил:
— Последние два года были непростыми. И полными неверных выборов с моей стороны. После гибели Аманды я намеренно возвёл своё горе на пьедестал и отказался от всего остального. Я будто пытался наказать саму жизнь своим безразличием, презрением и яростью за то, что она отобрала у меня двух дорогих людей одного за другим. Но проблема в том, что я не жизнь наказывал. А самого себя.
— Ты скорбел, Артур. Это нормально.
— Сначала — да. Но потом это чувство выродилось в тупую злость и обиду. В надменную холодность и презрение. Мол: все вы — поверхностные, бездумные идиоты. А я — я несчастен, и значит, я велик. Но это уже не скорбь. Это деградация вкупе с оскорблением памяти ушедших.
Ничего себе он загоняется.
— Я больше
— Сомневаюсь, что такие решения принимаются разумом, — честно сказала я. — Нельзя приказать себе разлюбить кого-то, Артур. Даже если это кажется верным. Уж я-то знаю.
— Я уже разлюбил. Осталось только признать это. И попрощаться.
Он вытянул из-за ворота водолазки кулон на серебряной цепочке. Старомодный, круглый, с лёгкой вязью букв. Артур отщёлкнул крышечку. Внутри была, конечно же, фотография сияющей ДеБасковиц…
Артур большим пальцем погладил кадр, потом что-то прошептал, вновь захлопнул амулет и бросил его в бассейн с водоворотом. Ледяная вода тотчас окрасилась в пронзительно-алый цвет. Мгновение — и амулет пропал. Буквы на алтаре засветились и потухли.
— Прощай, — тихо сказал Эдинброг бурлящей воде.
УЖИН В ГОРАХ
Ещё какое-то время мы стояли в гроте.
Я смотрела на Артура и видела, как тени под его глазами исчезают, угрюмые складки на лбу разглаживаются, а губы расслабляются. И без того обладавший безупречной осанкой, сейчас он выпрямился ещё сильнее. Как будто вырос на пару сантиметров.
Артур перевёл взгляд на меня. Его глаза улыбались. Ностальгически-грустно, но по-доброму. И чуть-чуть удивлённо, как будто он не совсем уверен в том, что происходит.
Меня пронзила догадка.
Чёрт!
Я бросила быстрый взгляд на странный бассейн, в который Эдинброг кинул амулет. Неужели это некий водоворот забвения, магический аналог всех тех штучек, с помощью которых герой «Вечного сияния чистого разума» вырезал из памяти возлюбленную?
Судя по тёплому спокойствию, которое теперь излучает Ван Хофф Поспешный, так и есть. Но…
Это ведь не только не полезно, но и. как бы сказать. Недостойно, что ли. Ведь не всегда самый простой выбор оказывается самым лучшим. Чаще он является следствием слабости. Как можно забыть тех, кто составлял нашу жизнь? Кто мы такие без нашей памяти? Да, Аманда не вызывала у меня теплых чувств, однако.
Я смешалась, глядя на фонтан почти с ненавистью.
— Вилка, ты чего? — сощурился Эдинброг, увидев сложную гамму эмоций на моём лице.
Хм. И что же мне ему ответить? Как объяснить жертве добровольной амнезии, что грустишь о его решении? Я призадумалась.
Он чуть нахмурился и прикусил губу:
— Я должен был рассказать тебе про Аманду. Сам. Иначе бы я не смог…
— Так ты помнишь?! — перебила его я.
— В смысле «помню»? — Он ошарашенно моргнул.
Я простерла обвинительную длань к бассейну:
— Это не забывательная лужа? Не Лета в миниатюре? Не простой способ избавиться от воспоминаний?
— Конечно, нет!
— А почему тогда оно окрасилось в красный? И почему ты. удивлён, расслаблен и печален?
Признаться, я чувствовала себя полной дурой, задавая эти вопросы, но отступать было поздно. Артур вдруг негромко рассмеялся.