Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь

Чемберлен Диана

Я перечитала ее письмо дважды. Мне искренне жаль, что Амалия так разболелась. Я попыталась представить, как она, лежа на больничной койке, преодолевает болезнь и выздоравливает, но ее лицо вспоминалось расплывчато. Открыв вкладку «Гугла», я набрала в поисковой строке имя Амалии. Я уже пыталась найти ее раньше – искала фотографии Амалии, но мне ни разу не удавалось найти их. Не представляю, почему я надеялась увидеть ее фотографию в Интернете, но тем не менее помимо собственной воли упорно занималась поиском. Экран заполнился множеством фотографий, и я начала просматривать их, выискивая ее. На сей раз поиск удался,

хотя мне пришлось увеличить снимок, чтобы убедиться в реальности найденного. Я едва смогла узнать ее. Ей сейчас, должно быть, всего около шестидесяти, но ее волосы, по-прежнему длинные и густые, побелели как снег. Все такая же стройная, в фиолетовой свободной блузке. Волосы ее, может, и изменились, зато стиль одежды остался прежним. Она улыбалась, стоя рядом с картиной на мольберте, и когда я, щелкнув по этой страничке, открыла ее, то увидела, что эта фотография из статьи о художественной студии в Эшвилле, где преподавала Амалия.

Я уже опаздывала на первую утреннюю встречу, но меня это не волновало. Я не могла оторвать глаз от лица Амалии.

Бывали месяцы… может, даже годы, когда я ни разу не вспоминала об Амалии. Она была не виновата в том, что случилось, хотя мне так и не удалось простить ее реакцию на случившееся. Я знаю, что через несколько лет она пыталась связаться со мной через Дэни, так же как Нора, но моя кузина держала мой адрес в тайне. И я благодарна ей за это. Давным-давно я навсегда вычеркнула из своей жизни Моррисон-ридж.

И однако я напряженно вглядывалась в фотографию Амалии. Я коснулась собственного лица. Своих щек, губ. Заметила некоторое сходство, но, конечно, его мало. Я всегда считалась дочерью своего отца. И тем не менее нельзя отрицать, что женщина на экране родила меня.

Я позвоню ей.

«Впрочем, не сейчас, – подумала я, закрывая компьютер. – Я позвоню ей. Только не сегодня».

26

Моррисон-ридж

На следующий день после знакомства с Крисом в доме Стейси я заехала на велосипеде на лужайку перед домом Амалии и увидела, что она загружает в багажник своей машины корзину с уборочными принадлежностями. Мы сговорились перенести наше занятие на этой неделе на вторник – то есть на сегодня, – поскольку в среду у нее появились какие-то неотложные дела, однако сейчас она стояла передо мной в шортах и футболке вместо танцевального наряда и с удивлением взирала на меня.

– О, Молли! – воскликнула она. – Боже мой, малышка, я совершенно забыла, что мы перенесли наше занятие на сегодня! А мне подоспел черед убираться в доме Клаудии и Джима.

Я остановилась вместе с велосипедом возле пня, вырезанного в форме стула. Крылышки стрекозы, усевшейся на край корзинки моего велосипеда, мелко подрагивали. Я разочарованно вздохнула.

Я так надеялась провести время с Амалией. Подальше от дома. От дома, где все, огорченные вчерашним происшествием у Стейси, казалось, только и делают, что пристально смотрят на меня, в какую бы комнату я ни вошла. Хотя я сознавала, что ни папа, ни Расселл ничего не рассказали матери. Иначе она не преминула бы прочитать мне нотацию.

А я не могла думать ни о чем другом. Меньше суток прошло с тех пор, как я познакомилась с Крисом, и с тех пор я невольно думала только о нем. Взгляды «Нью Кидс» и Джонни

Деппа преследовали меня, молчаливо укоряя в том, что я так быстро охладела к ним. Вчера вечером, сидя в своей комнате, я буквально вздрагивала всякий раз, когда раздавался телефонный звонок, надеясь, что это Крис или хотя бы Стейси, но за весь вечер никто мне так и не позвонил, а когда я сама около десяти вечера попыталась дозвониться до Стейси, у них никто не подошел к телефону. Мне необходимо было поговорить с ней, узнать, что случилось после моего отъезда. Я опасалась, не сработала ли попытка отца напугать Криса.

– Может, хочешь пойти со мной? – вдруг спросила Амалия. – Не лучшая забава, конечно, но мы могли бы поболтать, пока я убираю.

– Я могу помочь тебе, – заявила я, спрыгнув с велосипеда и поставив его возле резного пня.

– Тогда залезай в машину, – предложила она, и я, устроившись на пассажирском кресле, направила отверстие кондиционера в свою сторону.

– Итак, – сказала Амалия, повернув на кольцевую дорогу Моррисон-риджа, – полагаю, за приглашение на летний праздник мне нужно благодарить тебя.

– Вот здорово! – воскликнула я. – Неужели бабуля оставила тебе записку?

– Зашла лично, – уточнила Амалия. – Чопорная, как обычно, но донесла до моего сведения, что не может ни в чем отказать тебе. – Она с улыбкой глянула на меня. – Спасибо. – Протянув руку, она мягко провела по моей щеке пальцами. – Мне действительно хочется побывать на празднике. Моррисон-ридж уже давно стал и моим домом.

– По-моему, мои родственники относятся к тебе совершенно несправедливо, – сердито заявила я.

– Это не важно. – Она пожала плечами. – Важно то, что я живу рядом с тобой.

– Но ты ведь не сделала ничего плохого, так же как и папа, – сказала я. Она хранила молчание, и я, испугавшись, что она опять сменит тему, как неделю назад во время нашего танцевального занятия, не дав ей такой возможности, быстро продолжила: – Я ничего на самом деле не знаю о том, как ты появилась со мной здесь, даже не знаю, были ли вы с папой женаты, когда я родилась.

Амалия улыбнулась.

– Ты не спрашивала, и мы решили подождать до тех пор, пока ты подрастешь и сможешь лучше переварить эту весьма тоскливую информацию.

Мы проезжали мимо дома бабули, и на мгновение между кронами деревьев промелькнула вышка канатной дороги. Хотя мне показалось, что со времени нашего спуска прошла не пара дней, а пара месяцев. Видимо, придется придумывать другое приключение, способное порадовать отца. И лучше бы не такое трудоемкое. Я боялась, что вчерашний день все испортил – проблемы с машиной и проблемы со мной погубили все радости того потрясающего спуска, которые, возможно, испытал отец.

Когда мы оставили позади канатную дорогу, я повернулась к Амалии.

– А ты вообще думала оставить меня себе? – спросила я.

– У меня не слишком хорошие материнские задатки, Молли, – помолчав, призналась она.

У меня защемило в груди. Множество женщин имеют паршивые материнские задатки, но все-таки живут со своими детьми. Неужели она настолько боялась ответственности, что смогла отказаться от меня? Каким-то образом ее забывчивость о нашем танцевальном занятии согласовывалась с тем, что она передала меня на попечение отца. Должно быть, поступив так, она испытала облегчение.