Умершее воспоминание
Шрифт:
«А ты считал, мне всё равно?
Считал, моя душа сухая?
Считал, что боли головной
Уже давненько я не знаю?
Ты думал, я совсем без чувств?
И не люблю, и не ревную?
Ты думал, я забыть стремлюсь,
Что в душу плюнул ты больную?
Ты думал, что не совершил
Дурного ничего, что чист?
О, нет, забудь, ты не грешил,
Ты просто честный эгоист.
Ты думал, мне не всё равно,
Кого ты за руку берёшь?
Что знать хочу я лишь одно:
К кому в постель ты спать идёшь?
Ты думал, я забыть готова,
Что ты не думаешь о нас?
Что
Что вновь порадуюсь за вас?
Ты, может, прав. А может, нет;
Ты сам ответ мне подсказал.
По-детски прост этот ответ:
Ты думал. Думал. Но не знал».
Дрожащими руками я сложил лист пополам и посмотрел в окно. Что могут значить эти слова? У меня возникало ощущение, что Эвелин утверждала что-то очень важное, но вопросы, что она задавала в своём стихотворении, выбивали меня из колеи. Что именно она утверждала? Что ей не всё равно, с кем я? Или наоборот?..
Я снова развернул листок и пробежал глазами по строчкам. «Честный эгоист»… Она считает, что я эгоист? Но почему? Потому, что я, так и не услышав от Эвелин прямого и честного признания, позволил себе связать свою судьбу с Дианной? Разве я сделал плохо? Разве мне нужно было ждать чего-то и продолжать отказывать всем поголовно, всё ещё оправляясь от болезненного расставания?
Я перечитал стихотворение. Когда мне казалось, что я уже получил ответ на свой вопрос, этот ответ ускользал от меня, как мыло из мокрых рук. Новая строчка влекла за собой новый вопрос, и чем больше я перечитывал их, тем больше путался в своих мыслях, догадках и предположениях.
В студию я бежал, словно пытался убежать от своих мыслей, оглушительно кричащих в голове. Увидев Джеймса, Кендалла и Карлоса, я успокоился и с облегчением выдохнул. Они помогут мне отвлечься, помогут во всём разобраться.
– Что с твоим лицом? – спросил Джеймс, бросив на меня вопросительно-насмешливый взгляд. Друг сидел в кресле и, наклонившись, завязывал шнурки.
– А что с ним? – спросил я и коснулся своей щеки. Навязчивые мысли отступали в темноту, и я почти физически чувствовал, как мой разум проясняется.
– Да ты же бледнее лунного света! – подхватил Карлос.
– Ах, это… – рассеянно выдал я и отвёл взгляд. – Я мало спал сегодня.
Кендалл встал с дивана, бросил в сторону какой-то журнал, что листал до этого, подошёл ко мне почти вплотную и потянул носом.
– Не пил, – заключил он, с недоверием нахмурившись. – В чём же дело тогда?
– В чём дело? – повторил я, по неволе переняв от Шмидта привычку дублировать вопросы собеседника. В тот момент я почти не думал над тем, что говорил; я лишь думал о том, что своим посланием хотела сказать Эвелин.
– Ты как будто озабочен чем-то. Чем?
Я посмотрел на настенные часы. Минутная стрелка подползала к двенадцати: было восемь утра.
– Сейчас Мик придёт, – ответил я, коротко взглянув на Кендалла. – Он не любит разговоры во время работы.
– Тогда обсудим всё за кружкой пива в баре в конце дня, – зевнул Джеймс и вытянулся в кресле. – Я уже настроился на работу, где там Мик?
– Нет, после работы я не могу, – покачал головой я, уставившись в одну точку на полу, – мне надо будет домой, к Дианне.
– А, ну да, – вспомнил Карлос. – Она ведь настолько ревнива, что скоро тебя под замок
Я тоже не знал, почему позволял Дианне ревновать меня. Да, я сердился, когда она ревновала, но я же, чёрт возьми, позволял ей делать это! Наверное, дело в том, что я и сам был жутко ревнив. Я ревновал не из недоверия, а из чистой любви. И, позволяя Дианне ревновать, я позволял ей любить меня.
– Как она ещё на тебя ошейник не нацепила? – поддержал друга Джеймс и усмехнулся. – Или не подарила какие-нибудь чугунные трусы, чтоб уж наверняка?
– Да вы всё преувеличиваете, – улыбнулся я, – Дианна ревнива, но не настолько.
– А насколько? Настолько, чтобы отпустить тебя поужинать с Эвелин?
Вспомнив вчерашний вечер, я вздрогнул и взглянул на Джеймса.
– Она отпустила меня не из ревности, – тихо сказал я. – Она хочет исправиться, вот и всё.
– Нет, из ревности, говорю тебе! Ей нужен был повод, чтобы сидеть дома одной, кусать локти и беспрестанно ревновать, ревновать, ревновать!
– Нет, – сурово отрезал я и метнул в сторону Джеймса пылающий злостью взгляд. – Ревность убивает её. Дианна бы не стала мучить себя намеренно.
– Да, и она не смогла бы запретить ему идти на этот ужин, – согласился со мной Карлос. – Даже если бы очень-очень не хотела, чтобы он шёл. – Затем испанец перевёл взгляд на меня, улыбнулся и, пихнув меня локтем в живот, спросил: – Как всё прошло-то, не хочешь рассказать?
Появившийся в студии Мик уничтожил во мне желание рассказывать о вчерашнем ужине. Перво-наперво менеджер сказал нам, что в начале марта, то бишь через три дня, мы с парнями должны быть в Нью-Йорке на пресс-конференции, посвящённой ожидаемой премьере фильма «Семена прошлого». Это был новый фильм, в котором Джеймс сыграл одну из главных ролей. Премьера намечалась на начало апреля, а конференция – на первое марта; туда я, Карлос и Кендалл должны были пойти в качестве своеобразной группы поддержки. «Фанаты должны видеть, что вы поддерживаете друг друга, – повторял нам Мик. – Это поддерживает огонь любви в их сердцах». А затем менеджер сказал, что сегодня нам нужно записать две новых песни. «Много у нас работы, – заключил Мик свою речь. – Пошлите работать».
В здании под красным фонарём мы оставили все свои силы и оказались на улице лишь в семь вечера. В перерывах между работой я вскользь упоминал о вчерашнем вечере, но серьёзный разговор не завязывался: что-то то и дело прерывало его. И я пожалел, что не рассказал парням о том, что меня мучило, ещё утром. Сейчас сил не было даже на разговоры.
– Предлагаю переместиться в моё уютное холостяцкое гнёздышко, – устало предложил Джеймс. – У меня есть шоколадные пирожные и кофе.
Я вспомнил, что утром отказался от предложения Джеймса посидеть в баре после работы, и, наверное, я отказался бы и теперь. Но мне вспоминалось поведение Дианны, то, как спокойно она реагировала на всё происходящее вчера, и казалось, что это – затишье перед бурей. Стоило мне сейчас же вернуться домой, Дианна вновь начала бы упрекать меня в неверности и беспрестанно говорить об Эвелин: это ведь с ней я изменяю своей любимой девушке! Желание ехать домой тут же отбило, и я, как и Кендалл с Карлосом, с радостью принял предложение Джеймса.