Умершее воспоминание
Шрифт:
– Ты совсем не знаешь того, что происходит в её жизни, – холодно выдал Джеймс. – Что ты можешь знать? Что Изабелла – самодовольная стерва, не понимающая, что такое чужая боль?
– Именно это я знаю и именно об этом думаю!
Джеймс со злостью сощурил глаза, потом приблизился ко мне и тихо сказал:
– Тогда ты не знаешь ровно ничего.
– Джеймс, послушай…
– Я уже услышал то, что ты думаешь о любви всей моей жизни! – вдруг повысил голос друг. – Больше этого слушать не желаю! Разве ты был сегодня с ней утром, когда она призналась во всём? Был? Не
– Я понимаю твоё негодование, – спокойно высказал я, стараясь призвать к более спокойному тону и собеседника, – я понимаю, что сейчас ты будто одурманен её словами и думать не хочешь ни о чём другом, кроме как о её любви к тебе. Но Джеймс, пожалуйста, прислушайся к моим словам.
– Я слишком долго страдал по ней, – шёпотом произнёс Маслоу, и его глаза замучено уставились в мои. – Слишком долго я тщетно пытался склеить своё сердце, которое почти каждый день разносило на куски от этих страданий. А теперь пришла она и сама склеила моё сердце. Она не такая, какой кажется тебе, потому что… Изабелла больше никогда не причинит моему сердцу боль.
– Как раз эта уверенность потом и разобьёт твоё сердце, – не оставлял попытки вразумить друга я. – Прошу, опомнись, Джеймс! Разве ты не понимаешь, что делает с нами их любовь? Ты даже не заметишь, как она, вскружив тебе голову, сломает тебе шею! Она не осчастливит тебя, этого не случится…
– Почему тебе просто нельзя порадоваться за меня? – возмутился Джеймс. – Я о многом прошу? Скажи, что ты счастлив видеть меня счастливым, только и всего!
– Да, Джеймс, я невероятно счастлив от того, что теперь ты не будешь исполнять роль несчастно влюблённого романтика, но я буду невероятно несчастлив, когда Изабелла явится перед тобой такой, какая она есть! Это же убьёт тебя!
Маслоу помолчал немного.
– Тогда я хочу умереть, узнав, что такое рай рядом с ней, – наконец ответил он.
– Ваша любовь – туман, – не отступал я. – Туман, за которым ты не можешь разглядеть настоящую Изабеллу. Возьмём даже меня с Чарис. Скажи мне кто-нибудь два года назад, что однажды она так бесчестно предаст меня и мои чувства, я всёк бы этому человеку в челюсть! Я тоже не мог поверить, Джеймс, что моя Чарис способна на что-то подобное, потому что был одурманен своей любовью, её красотой и, главное, её любовью ко мне! Теперь вспомни, на чём завершились наши отношения. Что скажешь теперь, Джеймс?
– Скажу, – произнёс Маслоу, вновь приблизившись ко мне, – что моя Изабелла очень-очень далека от твоей шлю…
– Кто-то должен прекратить это, – вмешался Мик, положив руку на стол перед Маслоу. – Хватит. Оба. Иначе сейчас вы вдрызг переругаетесь.
Мне не удалось убедить Джеймса в том, что Изабелла – фальшивка, как, впрочем, и её чувства; а Джеймсу не удалось убедить меня в обратном. На этом бессмысленный спор и завершился.
Я не знал, что думали по этому поводу Мик, Карлос и Кендалл: они сидели молча во время нашего с Маслоу противостояния и безмолвно
– Всю эту неделю мы были очень заняты, – сказал Джеймс, вновь наполняя свой стакан бренди, – и я не мог как следует всё спланировать… Короче, завтра ночью я хочу устроить вечеринку свободы.
– Вечеринку свободы? – переспросил Мик.
– Да. В честь моего возвращения в Лос-Анджелес.
– А, король вечеринок снова в деле? – с ироничной ухмылкой произнёс Кендалл, не поднимая взгляда на друга. – Кажется, в последнее время ты затевал этих вечеринок больше, чем их проходит во всём Голливуде за целый год.
– А мне это нравится, – улыбнулся Джеймс. – Люблю, когда в моём доме собираются люди и выгоняют прочь моё одиночество. А вообще это будет первый вечер, когда компанию мне составит Изабелла. Помните, как я ждал её на последнем чуде? И на новогодней вечеринке, помните? Ну, так теперь она будет со мной. Изабелла будет моей спутницей.
– Не повод ли это выпить? – с усмешкой спросил Карлос.
– О, ещё какой повод! – засмеялся Джеймс и поднял стакан с бренди. – За исполнение самых заветных и самых нескромных желаний!
Когда разговор ушёл совсем в другую сторону, ПенаВега вдруг опомнился и спросил:
– Кендалл, Логан, кажется, у вас тоже что-то было не в порядке?
Мы со Шмидтом переглянулись, и я слабо улыбнулся.
– Да, Кендалл, – поддержал испанца я и выжидающе скрестил руки на груди. – Что у нас там было не в порядке?
Немец на мгновенье растерялся. До этого момента парням всё ещё не было известно о наших чувствах к Эвелин, и мне было до жути интересно, расскажет ли Кендалл о них теперь.
– Да обычный конфликт на нервной почве, – улыбнулся Шмидт и пожал плечами. – Не уделяй этому внимания, Карлос. Ты же знаешь, мы с Логаном оба такие нервные.
Мы с немцем снова переглянулись, только на сей раз на моём лице не просияло улыбки.
– Хорошо, – ответил Карлито и, потянувшись, спросил: – Позвольте спросить, вы не одни завтра к Джеймсу на вечеринку приедете? Логан, в частности это вопрос к тебе. Алекса меня с ума сводит разговорами об Эвелин. Она придёт?
Я бросил на испанца холодный взгляд и тихо ответил:
– Ты же знаешь, что я встречаюсь с Дианной. С какой стати я должен приходить на вечеринку в компании Эвелин?
Улыбка сползла с лица ПенаВеги, и он забормотал:
– Ну… просто я подумал… Алекса ведь с меня не слезет…
Заметив, что я помрачнел, Кендалл торжествующе улыбнулся и с довольной физиономией облокотился на спинку стула.
– А я приду не один, – сказал Шмидт и замер, ожидая реакции друзей.
– Не один? – переспросил Джеймс, остановив на немце разбегающийся взгляд. – Дружище, я ушам не верю! Ты явишь миру свою тайную возлюбленную?