Умершее воспоминание
Шрифт:
Джеймс задумчиво опустил глаза, но всё же не ответил на мой вопрос. Какое-то время мы молчали, и я понимал, что эта тишина начинала выводить меня из себя.
– Как обстоят ваши с Дианной дела? – спросил он, и меня почему-то разочаровал этот вопрос. Нет, Дианна – это не та тема, которую мне хотелось обсуждать. – Она… знает?
– Ни о чём она не знает, – мрачно проговорил я, – ты представляешь, что будет с ней, когда она поймёт, что всё это время она была права насчёт… насчёт меня?
– Так, стоп. Ты считаешь, что виноват перед ней?
– А как же ещё! На протяжении всех наших отношений она
– Выкинь из своей головы эти идиотские мысли, – с раздражением в голосе произнёс Джеймс. – Ты совсем не виноват в том, что влюбился в Эвелин, ты же знаешь моё мнение по этому поводу. Ты не виноват: сердцу не прикажешь. И Дианна должна понять это. Она поймёт.
– Нет, – сказал я, слабо качнув головой, – не поймёт. Ни за что на свете. Она не умеет понимать меня.
– Да ты что? Но разве не Дианна простила тебе твой поцелуй с Ольгой?
– Ни черта она не простила! Я клянусь! Она сказала мне, что мои извинения приняты, но на самом деле в её душе есть тёмный-тёмный угол, в котором она сохранила воспоминание о моём предательстве! Она злопамятна, она всё прекрасно помнит и готова в любой момент напомнить мне о моём поступке!
– Ш-ш-ш, – зашипел Маслоу и, покачав головой, налил мне ещё бренди. – Тише, Логан. Выпей ещё.
Я практически залпом осушил бокал и, глубоко вздохнув, зажмурился.
– Я, конечно, не в восторге от того, что ты встречаешься не с любимой девушкой, – заговорил он, – но мои симпатии к Эвелин глубже, чем мои симпатии к Дианне. Я ещё с самого моего знакомства с Эвелин ждал, что вы будете вместе, но… Ладно. Если ты такого невысокого мнения о Дианне, то почему ты всё ещё позволяешь ей жить в своём доме?
Какое-то время я пялился перед собой затуманенным взглядом, после чего перевёл взор на собеседника и снова вздохнул.
– Я не могу оставить её, – тихо признался я, думая о Дианне. – Я не люблю её и понимаю, насколько это низко – позволять ей меня любить, но… Я не могу оставить её, Джеймс, не могу! Она столько для меня сделала, она так мне верит, так на меня рассчитывает!..
– Да, да, да, – тут же забормотал друг, стараясь немного отвлечь меня от мучающих мыслей, и налил ещё бренди. – Я понимаю. Я всё понимаю, мужик. Выпей ещё и успокойся.
Я сделал глоток бренди, но понял, что он нисколько не облегчает моих страданий, не помогает, не утешает, и сердито поставил полный бокал на стол. Маслоу с удивлением следил за моими действиями.
– Так. Не думай о ней, если тебе не просто делать это, – сказал он, отодвигая в сторону бренди. – Не надо. Пусть всё пока что остаётся так, как оно есть. Не готов расстаться с Дианной? Ну и не расставайся, Логан! Это твой личный выбор.
Я с благодарностью взглянул на него, но промолчал и с тоской посмотрел на полупустую бутылку бренди. На вопросы, которые я беспрестанно задавал себе, я так и не нашёл ответа; сердцу не стало легче от того, что я рассказал всё Джеймсу, и даже его поддерживающий взгляд не оказывал влияния на моё состояние. А я так надеялся, что мне полегчает, так рассчитывал, что из сердца
– Стой, но что с Кендаллом? – нахмурился друг, подняв на меня глаза. – Он же… Не хочешь ли ты сказать, что он тоже любит Эвелин?..
– Да, видишь, какая она чертовка? – с усмешкой спросил я. – Дьявол в ангельском обличии. Как может человек так холодно, так безразлично относиться к любви со стороны сразу двоих людей? Как он после этого может оставаться человеком?
Какое-то время Джеймс молча смотрел на меня, после чего напряжённо вздохнул.
– Поверить не могу, что ты говоришь о ней, – сказал он. – Эвелин… Она ведь не такая. Я просто не могу поверить, что ты смеешь называть её чертовкой! Эвелин? Такую чуткую, внимательную? Да чёрта с два!
– Считаешь, я всё это придумал? – стиснув зубы, спросил я.
– Я сейчас не об этом. Ты осознаёшь, что происходит?
– Мне кажется, я ни на что уже не способен. Не способен видеть, чувствовать, понимать, что происходит… Я уже как будто не живу.
– Не надо так говорить… Логан… Всё поправимо. Всё наладится.
– Да что может измениться? – с отчаянием в голосе выкрикнул я, ударив обеими ладонями по столу. Меня бросило в краску от бренди и от того, что я думал об Эвелин. – Что может измениться? И что мне остаётся, кроме как бросить всю свою жизнь на произвол судьбы? Может, мне потерпеть три года, пока моя любовь не умрёт, а? Подумаешь! Всего лишь три года, чего мне это стоит! Знаешь, иногда я завидую Эвелин, потому что её воспоминания умирают каждый день; даже её любовь не живёт три года, как у всех людей: она живёт пару минут, пару часов, пару дней! Никаких страданий, никаких! Почему я не могу просто убить свои воспоминания о ней? – Я почувствовал, что часть сил оставила меня, и, замолчав, повис на спинке стула. – Почему, Джеймс?
Он смотрел на меня с сочувствием во взгляде.
– Я понимаю тебя, дружище, – прозвучали слова Джеймса, в которых отчётливо слышалось участие. – Ты даже понятия не имеешь, насколько я тебя понимаю и насколько тебе сочувствую. Я тоже прошёл через это, и этот период своей жизни я вспоминаю с неприязнью, ужасом и даже с дрожью. Всё пройдёт, я тебе обещаю. Просто надо переждать первое время, оно самое тяжёлое.
Мне было нечего ответить ему, не о чем подумать; мой взгляд не выражал ни одной эмоции, а в голове было пусто: ни одной мысли. Догадавшись, что на данную тему мы больше не заговорим, Джеймс решил вернуться к предыдущей:
– Слушай, а ты не думал о том, что Кендалл… Как бы поточнее выразиться? Он не мог соврать тебе о своей любви к Эвелин, чтобы… побесить твои чувства?
– Что? – не понял я, приподняв одну бровь. Мой рассеянный взгляд упирался в стену.
– Ну, знаешь, в последнее время Кендалл не выделялся за счёт благородных поступков… Не хочу оскорблять его, он мой друг, но согласись, он вполне мог поиздеваться над тобой, зная, как ты мучаешься из-за… из-за своей любви.
– Нет, – тихо ответил я, вспоминая взгляд Шмидта в ту ночь. – Он был искренен. Тем более он не знал о моих чувствах тогда, когда признался в любви к Эвелин самому себе и… мне. Мы оба жертвы. Кендалл не подлец.