Умершее воспоминание
Шрифт:
– Мы как раз о них сейчас и говорили, – вставила слово Уитни, подцепив на вилку лист салата. – Да что с тобой?
Я перевёл взгляд на Эвелин; она ободряюще улыбнулась, и это вернуло мне силы.
– Просто мне не нравится говорить об американских авиалиниях, – ответил я, стараясь придать своему голосу максимально бодрое звучание. – Бывало такое, что они доставляли мне немало хлопот, поэтому…
– И то верно, – быстро согласился со мной Дейв. – Однажды я полетел в Испанию, и…
Мои мысли заглушили слова Дейва; я смотрел на него и с участием кивал, когда
После ужина миссис Блэк обещала чай и свой фирменный десерт. Её супруг, чувствуя, что «в желудке не осталось места для восхитительных пирожных», предложил сделать небольшой перерыв, и все согласились. Пока миссис Блэк хозяйничала на кухне, сервируя стол к подаче десерта, я и Эвелин поднялись к ней в спальню. Здесь мы немного поговорили, после чего я поднял на собеседницу замученный взгляд и спросил:
– Как думаешь, ты достаточно терпелива?
– Терпение непредсказуемо, – ответила она, подумав с мгновенье, – его может не хватить на одно, а на другое, что-то нестерпимо ужасное и сильное, его может хватить с головой.
– А я? – тихо спросил я. – Я, по-твоему, терпелив?
Эвелин подняла на меня слегка удивлённый взгляд.
– Смотря о чём идёт речь, потому что…
– А если речь идёт… – прервал её я и затаил дыхание, – о… моей любви?
Кровь начала пульсировать у меня в висках, щёки запылали огнём. Серо-голубые глаза Эвелин испуганно округлились, и она еле слышно переспросила:
– Что ты сказал?..
– Мне надоело, Эвелин, – тихо сказал я и, подсев ближе к ней, сжал её руку, – если бы ты знала, как мне надоело слышать твои косвенные признания! Ты зачем-то прячешься от меня, а я… Я с ума схожу, я до дрожи в коленях боюсь услышать твой ответ, но молчать… молчать я больше не могу.
Она молча смотрела на меня, точно выжидала, что я ещё скажу ей. Сердце отчаянно колотилось в моей груди, я не помнил себя и просто поверить не мог, что говорил это всё.
– Эвелин… – прошептал я, не отрываясь от её глаз. – Эвелин, я так люблю тебя. Люблю до безумия, до исступления и до… изнеможения. Боже, я изнемогаю от своей любви! И у меня разрывается сердце, когда я смотрю на тебя! Я… я… я даже дышать не могу, когда думаю о тебе. Моя душа из-за чувств к тебе слабеет, а сердце… сердце стучит только медленнее и тяжелее. Боже, Эвелин, я так мучаюсь! Мучаюсь, будто моя любовь – суровое наказание!
Дыхание сбилось, сдавило горло. Я до боли в пальцах сжимал руку Эвелин, она же внимательно смотрела на меня и… молчала. О, нет! Только не молчание, пожалуйста, только не молчание!
Я медленно отпустил её руку, и моё лицо приняло мрачное выражение.
– Если дико боишься услышать ответ, лучше всего, наверное, услышать молчание… – проговорил я, отвернувшись от Эвелин. – Но чёрт! Я не знаю,
Я спрятал лицо в ладони и шумно вздохнул. Я всё ещё не мог поверить, что действительно сказал это Эвелин. То, что мучило меня столько времени, то, в чём я так боялся сознаться, совершилось…
– Ты ведь любишь Дианну, Логан, – прозвучал растерянный голос Эвелин, и эти слова острым лезвием впились в моё сердце.
Медленно переведя взгляд на свою возлюбленную, я спросил:
– Ты собираешься убедить меня в этом?
«Как же так можно, Эвелин?! – в отчаянии думал я, глядя на неё. – Как ты можешь говорить о Дианне после того, как я самым откровенным образом признался тебе в любви?»
– Но как же… – продолжала собеседница после недолгого молчания, – ты говорил, что, возможно, никого не сможешь полюбить после… Чарис…
– Ты сама убедила меня в том, что моя любовь к ней была ненастоящей.
Эвелин испуганно взглянула на меня и отрицательно замотала головой:
– Н-нет…
– Да, Эвелин! Да! Не знаю, насколько сильными ты считала мои чувства к Чарис, но нашей любви больше нет в живых. Слышишь? Да, я очень любил её, но готов поклясться всем, что у меня есть: моя любовь к ней даже близко не стояла с любовью к тебе! О Эвелин, я не смею вас сравнивать!
Эвелин выглядела как-то подавленно, цвет её лица казался мне мертвенно бледным.
– Для чего же тебе Дианна, Логан?
«Снова о ней». Я посмотрел на неё взглядом, умоляющим о пощаде, и через несколько секунд беспомощно выдал:
– Я не знаю…
– Но если ты не любишь? Зачем мучаешь её?
– Я боялся признать, что сумел снова полюбить кого-то горячо, по-настоящему сильно. Я… я долгое время был уверен, что моя любовь к Чарис была потолком моих чувств, и это убивало меня.
– Но ты не счастлив осознавать обратное… Что убивает тебя теперь?
– Ты.
Она удивлённо взглянула на меня, и я отчаянно схватил её руку.
– Я был с Дианной только потому, что хотел заглушить мои чувства к тебе, я был чертовски напуган! Я не люблю её, Эвелин, и мне невыносимо горько от этого.
– А она?
– Что – она?
– Дианна любит тебя?
Я молчал какое-то время, пытаясь осознать: а любит ли?
– Я не знаю, – наконец сознался я. – Если судить по тому, как бешено она ревнует меня к тебе, то… Эвелин! Хватит о ней! Я перед тобой, видишь? Ты слышишь, что я говорю тебе? Эвелин! Ответь же мне! Прошу, умоляю, пожалуйста, ответь! Я умру, если не услышу от тебя ответа!
Она смотрела на меня, с сожалением подняв брови вверх. Не дождавшись ответа, я опустился перед ней на колени, сжал обе её руки и проникновенно заглянул в её красивые глаза.
– Я знаю, что слов иногда бывает недостаточно, – вполголоса проговорил я, – недостаточно для того, чтобы выразить своё душевное состояние… Порой слова не значат ничего, ничегошеньки, ведь так?
– Логан, что ты имеешь в виду?
– Эвелин, ты даже понятия не имеешь, как сильно во мне бурлит желание поцеловать тебя!