Умершее воспоминание

совесть Логана.

Эти два дня тянулись вечность: мою голову наполняли навязчивые и надоедливые мысли, мне казалось, что я никому не нужен, что миру всё равно, есть я или нет, что в моём существовании на этой планете нет ни малейшего смысла. Как бы ни тяжело мне было признавать, но я не раз позволял себе думать об уходе из этого мира, мой взгляд всё чаще обращался в сторону того комода, где под кучей одеждой был спрятан пистолет… Но, к счастью, в моей жизни были люди, которые не позволяли мне покончить с собой, тем самым освободив сердце и мысли. Одной из таких людей была Дианна.

После того как я вернулся с «вечеринки свободы» Джеймса, наши отношения

с Дианной полностью восстановились, приобрели ровный и размеренный ритм, мы с ней перестали ссориться. Возможно, этому во многом способствовало и моё невозмутимое состояние, в котором я находился эти два дня: мне просто было фиолетово на всё – абсолютно на всё. Я лишь наблюдал за своей жизнью со стороны, не являясь её участником, и бесцельно плавал в беспрестанно волнующемся море событий. Мною овладело бессилие, я полностью бездействовал и позволял течению жизни нести меня туда, куда оно несло каждого участника этой жизни.

Даже после того, как я признался в любви другой девушке, даже после того, как понял, что я любил Дианну совсем не той любовью, какой молодой человек должен любить девушку, я не спешил разрывать отношения с Дианной, и это если не пугало меня, то сильно настораживало.

Проснувшись сегодня утром, я понял, что мне просто необходимо было кому-то излить душу: держать всё в себе и дальше казалось мне уже невозможным. Дианне, которая всегда готова была помочь мне, я не мог высказаться по понятным причинам. Вторым в списке предполагаемых слушателей был Джеймс: в конце концов, не он ли плакался мне в жилетку, тоскуя по Изабелле, и не я ли помогал ему пережить непростой жизненный период? Он обязан выслушать меня – таковы были мои мысли, и с этими мыслями я приехал вечером в дом Маслоу. А бренди… Бренди был мне необходим для того, чтобы заглушить мысли, только и всего.

Я и не заметил, как выпил первый бокал. Алкоголь сразу ударил в голову, и я, зажмурившись от боли, тихо проговорил:

– Ещё.

Джеймс с удивлением поднял брови и вопрошающе взглянул на меня, но, не получив никакого ответа, покорно наполнил бокал бренди.

– А ты не будешь? – спросил я друга, взглядом указывая на бутылку.

– Не буду, – с томительным вздохом отозвался Маслоу, – не буду. Хотя очень хочу.

– Совсем не узнаю тебя. В чём дело? Ты всё-таки сходил к врачу и он сказал, что у тебя серьёзные проблемы с печенью?

– Иди к чёрту, Логан! Я решил временно завязать с бренди ради… ради Изабеллы.

– Очень романтично, – заметил я, взяв в руку бокал и посмотрев на свет люстры сквозь бренди. – Ради любви человек готов на невообразимые жертвы.

Джеймс свёл брови, потом слабо улыбнулся и сказал:

– Я понял, зачем ты приехал.

Я молча поднял на друга ничего не выражающий взгляд.

– Дело в любви, – продолжал он, – или в её отсутствии. Ты хочешь поговорить по поводу Дианны, ведь так?

– Я, конечно, ценю твои глубокие познания в этой области, но ты не прав. Вернее, прав, но не совсем.

– То есть дело не в Дианне?

– Совсем не в ней.

Глаза Маслоу загадочно блеснули, затем его лицо выразило сдержанную радость, и он, открыв рот и сделав глубокий вдох, затаил дыхание.

– Боже мой, это то, о чём я думаю? – спросил он так тихо, будто боялся спугнуть свою мысль. Моё же лицо по-прежнему не выражало эмоций. – Скажи, Логан, это то, о чём я думаю, да?

– Я не умею читать мысли, – вяло отозвался я и сделал

глоток бренди.

– Да чёрт возьми, ты говоришь об Эвелин или нет?

Когда я услышал её имя, внутри меня всё перевернулось, и я заново ощутил всю горечь, возникшую в моей душе после разговора с Эвелин, всю ту обиду и несправедливость, которую я ощутил значительно позже. К этим чувствам прибавились даже раздражение и злость.

– Да, я говорю о ней! – вдруг повысил голос я, и Джеймс, прижав указательный палец к губам, тем самым упрашивая меня о тишине, указал взглядом на потолок. Но я даже не собирался унимать чувства, птицами вырвавшиеся из груди, и начинал только больше горячиться. – Господи, Джеймс, я никогда бы и не подумал, что ты можешь быть таким… проницательным! Ты чуть ли не каждый день твердил мне, что рано или поздно между мной и Эвелин вспыхнет любовь, что это чувство может проснуться в любом из нас, но я не верил… Я ни на минуту не верил тебе и дико сердился, когда ты пытался свести меня с ней. А теперь я чувствую себя совершенным идиотом, потому что я слишком много времени сознательно прятал от других и от самого себя свои чувства! – Я заметил, что мой голос начал дрожать, и, стиснув зубы, попытался унять эту дрожь. – Что за бессмыслица! Я понял, что влюблён в Эвелин, причём влюблён давно, а она… Она играла со мной. Всё это время. Всё это время, Джеймс, она издевалась надо мной! Издевалась и тогда, когда я признавался ей во всём, она бессердечно проигнорировала это признание! Не удивлюсь, если она потом посмеялась над моей беспомощностью, я выглядел просто жалко в её глазах!

Джеймс смотрел на меня, с изумлением приоткрыв рот. Я допил бренди и, поставив пустой бокал на стол, нервно выдохнул. Сердце отчаянно колотилось в груди. Всё, что копилось в моей душе долгие дни, недели, месяцы, в одном мгновение вылилось на Маслоу.

– Вау, – наконец выговорил друг, не глядя мне в глаза. – Логан… Ты и Кендалл не перестаёте меня удивлять. Даже не знаю, когда я удивился больше: когда увидел Эвелин в сопровождении Шмидта на моей вечеринке или когда услышал от тебя… это…

Я засмеялся непонятно чему, и Маслоу, тяжело вздохнув, вновь наполнил мой бокал бренди.

– Кажется, нет смысла злорадно доказывать: «А я ведь тебе говорил!» – сказал друг полувопросительной интонацией. – Не буду. Я нередко оказываюсь прав, я ведь не дилетант в этих делах… Ладно, ладно, не смотри так на меня. Но чёрт, я поверить не могу, что она ничего не ответила тебе! Я долгое время пытался анализировать все её поступки, стихотворения… Помнишь даже последнее? Я был непоколебимо уверен в том, что она… л-любит тебя… Нет, бесполезно предполагать, что однажды мы сможем до конца понять этих чудных существ. Это невозможно. – Помолчав, он вздохнул и спросил: – Значит, ты её всё-таки любишь?

– Всё-таки, – с горечью в голосе выдал я. – Нет, знаешь, теперь я чувствую что-то другое. Да-а… Мне кажется, я её ненавижу. Ненавижу за то, что она так бессердечно отнеслась ко мне, ненавижу за то, что сумел полюбить её, ненавижу за то, что она вообще появилась в моей жизни! Я ненавижу её!

– Аккуратнее с выражениями, Логан, не будь так резок. Через несколько часов тебе полегчает, и ты рассердишься на себя за такие слова. Нельзя ненавидеть того, кого любишь.

– Можно, – мрачно сказал я. – Сегодня я люблю её, а завтра ненавижу, это вполне нормально. Не говори мне, что ты никогда не ненавидел Изабеллу.