Умершее воспоминание
Шрифт:
– То есть тебя унижает тот факт, что ты совершил признание и не услышал на него ответа?
Я отвёл взгляд в сторону и задумался на какое-то время.
– Меня унижает не тот факт, что я признался и не услышал ответа, – размеренно начал говорить я, – а то, что я был невероятно жалок в её глазах. Моя непоколебимая уверенность была слишком смешной, и слишком высокими были мои запросы.
– Элементарный ответ – не важно, положительный он или отрицательный, – не является таким уж высоким запросом.
– Да не про ответ я говорю, – махнул
– Поцелуя? – с удивлением прошептал друг. – Логан…
– Мне этого действительно хотелось! – перебил я его. – Мною руководствовались чувства, а не разум. Чёрт, не могу даже вспоминать об этом! Ненавижу её немногословность, ненавижу! Лучше бы она ответила твёрдое «нет», чем ушла бы вот так просто, ни слова не сказав… Мне бы сейчас было гораздо легче.
– Не стоит отравлять свою жизнь только ввиду того обстоятельства, что она ничего не ответила, – сказал Кендалл, облокотившись на спинку кресла. – Молчание – это тоже ответ, особенно молчание Эвелин. Ты ведь знаешь, как она болезненно реагирует на многие вещи. Она могла просто испугаться, или из её памяти могли исчезнуть очень-очень важные моменты… Такой, например, что она любит тебя.
– Не нужно утешать меня фальшивыми надеждами, – резко бросил я, но тут же осёкся. – Пожалуйста. Я уже тысячу раз всё обдумал.
– А чтобы во всём разобраться хорошенько, нужно всё обдумать ещё две тысячи раз. Ты же не знаешь, что творится у неё в душе! Но ты точно знаешь, что нужно, чтобы это узнать.
– Нет, я больше ни ногой в этот дом. Никогда туда не вернусь. Я не хочу снова читать её стихи и пытаться понять, что она старается этим сказать, не хочу! Меня уже раздражает это всё, и я жажду забыть её и то, что было между мной и ней!
– А я бы не хотел забывать её, – с какой-то мечтательной улыбкой на лице произнёс Шмидт. – Потому что вместе с воспоминанием о ней умрёт и весь смысл моей жизни.
– Как смысл жизни можно найти в безответной любви? – со слабым раздражением и обидой в голосе сказал я. – Безответная любовь наоборот убивает, она не придаёт смысла жизни, совершенно.
Кендалл поднял на меня улыбающийся взгляд, потом вздохнул и осторожно начал:
– Я не хочу тебя обидеть, Логан, но у меня возникает ощущение, что в твоей любви есть что-то эгоистичное. Кажется, у нас с тобой совершенно разные взгляды на это… Ты любишь для того, чтобы получить любовь в ответ, а я – лишь для того, чтобы любить. Просто я поэт. Я не могу не любить.
Я молча смотрел на своё отражение в окне и думал над словами немца. Разговор с Кендаллом, вопреки моим ожиданиям, оказался очень расслабляющим и мотивирующим, я чувствовал, что хочу говорить об Эвелин и что сердцу моему становится легче, легче и легче.
– В моей любви говорит не эгоизм, – покачал головой я, всё ещё глядя в окно, – в ней говорит обида, в ней говорит оскорбление, нанесённое
– Это слишком жестокое наказание за такое незначительное преступление, – высказал свою мысль Кендалл. – Вот увидишь, всё ещё наладится. Я не верю, что Эвелин могла промолчать в ответ на твоё признание… Ей просто нужно время, чтобы немного подумать, она просто испугалась.
– Откуда в тебе столько уверенности?
Шмидт улыбнулся и, пожав плечами, вздохнул.
– Когда в твоей жизни счастья не случилось, ты пытаешься устроить счастье в чужой жизни, – ответил друг. – В моей ситуации ни о какой надежде и речи быть не может, всё безнадёжно. А вот в твоём случае ты можешь надеяться на самое лучшее.
Подойдя к окну, я открыл его и посмотрел вниз. Джеймс сидел на скамейке под красным фонарём и, кажется, переписывался с кем-то по СМС. Я подумал, что его собеседницей была Изабелла, и ко мне впервые пришло осознание того, что я был чертовски рад за друга. Видимо, это было потому, что данный период моей жизни был ознаменован не самыми приятными событиями; а если счастье не строилось у меня, то стоило искренне порадоваться за Маслоу. Он интересовался моей личной жизнью даже тогда, когда у самого всё шло под откос, он страдал от неразделённой любви к Изабелле, но в то же время его интересовало то, что происходило между мной и Эвелин. Его стойкость, сила и благородство впоследствии окупились: теперь он с Изабеллой. Так стоит ли сейчас отчаиваться мне? Стоит ли прятать в тёмном углу души самую светлую надежду?
– Не хочешь поехать ко мне? – спросил я Кендалла, чувствуя, что вся недоговорённость, вся неловкость, что витали в студии после ухода Джеймса, испарились в воздухе, будто их и не было. Передо мной сидел уже не тот подлец, который часто действовал мне назло, руководствуясь только своими личными интересами, а прежний, старый добрый Кендалл, которого я знал уже долгие и долгие годы. – У меня дома есть виски и коньяк, но мы можем купить пива, если хочешь.
– Давай в следующий раз? – виновато поднял брови Шмидт. – У меня сейчас не то настроение, чтобы пить пиво, к тому же я чувствую, что в моей голове уже рождаются строчки новой песни.
– О, конечно, – понимающе закивал я. Вспомнив о Дианне, которая ждала меня дома (а воспоминание это было волнующе тяжело), желание пригласить к себе Кендалла сразу же исчезло. – Тогда в другой раз, да?
– Да. С меня пиво.
– С меня новый фильм.
– Постарайся угадать с жанром, – усмехнулся Кендалл, открывая дверь. – Потому что в прошлый раз ты попал не совсем точно.
– Я просто не знал, что тебе так не понравится первый эпизод сериала «В семье».
– Зато ты прекрасно знал, что я ненавижу всё, что хоть как-то связано с Бразилией!