Умершее воспоминание

совесть Логана.

— Да не умеешь ты любить, — выпалил я, совсем не подумав.

Самолюбие Шмидта, как я мог заметить, это уязвило. Он какое-то время молча пялился на меня, будто ждал, что я скажу ещё что-то.

— Ты так много знаешь обо мне, что можешь с такой уверенностью говорить, чего я не умею?

— Нет, Кендалл, — ответил я, — как оказалось, я совсем тебя не знаю. Хотя дружим мы уже семь лет.

— Ну и каково тебе говорить всю эту дрянь своему семилетнему другу, а?

— У меня к тебе тот же вопрос. — Я вздохнул. — Да уж… Семь лет дружим, а я за все эти семь лет и не заметил в тебе

того, что, оказывается, переполняет тебя через край.

Шмидт вопросительно смотрел на меня.

— Подлости, — ответил я на не прозвучавший вопрос. — Чёрт, да я до сих пор понять не могу, как ты мог попросить меня о таком! Отдать тебе Эвелин! — Я усмехнулся, будто смеялся над чем-то невообразимо глупым. — Да и что ты сумел бы дать ей? Ничего! Кто ты для Мэрилин? А? Хочешь стать просто «ё…рем» и для Эвелин тоже, так?

Мне стало неприятно от собственных слов, я даже будто ощутил горький привкус во рту. Шмидт, услышав это, тоже был не в восторге: он сердито оттолкнул от себя пустой бокал, и тот со звоном перевернулся.

— По-моему, перебор, — вставил слово Джеймс, пьяно нахмурившись.

Я смотрел на немца полыхающими от ненависти глазами… Ненависть! Ненависть к Кендаллу!

— А ты сам что делаешь для неё? — вполголоса спросил он. Его тяжёлый взгляд давил на меня.

— Я делаю её счастливой, а тебе такое будет не под силу. Никогда!

Это было последним, что я сказал Шмидту в ту ночь. Он встал на ноги и, опустив пустой взгляд, молча указал на дверной проём.

— Эй, Кендалл, Кендалл… — начал было Джеймс, но тот не дал ему закончить фразу.

— Идите к чёрту! — свирепо закричал он, всё ещё указывая на дверь. — Валите отсюда! Валите оба!

Маслоу бросил на меня беспомощный взгляд, и я молча кивнул в сторону выхода. Нужно было оставить Шмидта одного, да и не хотелось мне больше смотреть ему в глаза, не хотелось…

Правильно ли я поступал, обходясь с Кендаллом так грубо? Я прекрасно помнил те бесконечно тянущиеся дни, которые я проводил в тоске и мучениях без Эвелин, я помнил, каково это — чувствовать себя ничтожным, нелюбимым, никому не нужным. Кендалл испытывал это тоже, но суть в том, что он испытывает это и сейчас. О, жизнь, охваченная огнём мучений, — это не жизнь… Я бы ни за что не хотел пережить это снова, да и, наверное, просто не выдержал бы этого. Может, и прав был Шмидт, может, я вправду эгоист, каких мало… Так с друзьями не обходятся, хотя я не уверен, что слово «друг» всё ещё было уместно.

И всё-таки, наши с Кендаллом отношения не всегда были такими, какие они теперь. Не помню, чтобы раньше я называл его тварью, не помню, чтобы раньше он так оскорблял меня… Нет смысла отрицать, что Эвелин повлияла на наши с ним отношения, но боже, разве могу я обвинить её хоть в чём-то? До встречи с ней я, кажется, и не жил вовсе. А если я должен отплатить вселенной за встречу с Эвелин, то бог с ним, пусть этой платой будет моя дружба с Кендаллом!

Да нет, всё правильно, он заслужил это. Разве это человечно — рушить счастье двоих любящих друг друга людей? Разве он не видит, что я так счастлив, так счастлив рядом с Эвелин? Ради чего он хочет забрать у меня её? Понятно, что он хочет излечить своё больное сердце, но можно ли

в собственном самолюбии зайти так далеко? Думая о просьбе Кендалла, я спрашивал себя: а сумел бы я попросить о таком? Хватило бы на это моей наглости и жалости к себе?

Ссора оставила неприятный осадок у меня в душе, и я пожалел, что согласился ехать домой к Кендаллу. Я должен был понять, что с ним происходит что-то неладное ещё тогда, на барбекю у Мика, когда он с непозволительной наглостью пялился на Эвелин. О, поскорее бы увидеть её и избавиться от этих неприятных ощущений! Поскорее бы увидеть её!..

— Что это он, получается, — вдруг заговорил Джеймс, когда мы с ним пешком добирались до метро, — пытался… отбить у тебя Эвелин, что ли?

— Не знаю, чего он хотел, — мрачно проговорил я, глядя себе под ноги. — Только того, о чём ты говоришь, он никогда не добьётся! Он получит Эвелин исключительно тогда, когда меня не будет на этом свете! Если она не будет моей, то не будет ничьей.

— Ого, друг, это присвоение может плохо кончиться… Ты же в курсе, что она не будет всецело подчиняться тебе, да? Она человек.

Я, намереваясь избавиться от напряжения, крепко зажмурился.

— Я говорю совсем не о том, о чём думаю, — сказал я с досадой. — Мне нужно немного успокоиться… Просто слова Кендалла вывели меня из себя.

— Да он же пьяный! Вот увидишь, завтра он об этом разговоре и не вспомнит даже.

— Я тоже хочу поскорее забыть об этом. — Я вздохнул и, посмотрев на друга, спросил: — Лучше скажи, чего ты сам такой понурый?

— Разве? — Он попытался улыбнуться. — Всё же хорошо.

— Ладно, Джеймс, хватит меня обманывать! Да, соглашусь, что прежде я мало уделял внимания тебе и остальным, потому что с головой ушёл в наши с Эвелин отношения, но теперь ты от меня ничего не скроешь. Тот наш разговор вовсе не вразумил тебя, ты продолжаешь пить! Отвечай, что случилось? Дело же здесь вовсе не в том, что ты выражаешь протест запретам Изабеллы!

Он остановился и опустил задумчивый взгляд. Я остановился тоже и, нахмурившись, внимательно посмотрел на него.

— Да, ты прав, — тихо согласился со мной Джеймс, по-прежнему не поднимая на меня глаз, — ты прав… Я просто не хочу никому об этом рассказывать… не хочу, чтобы кто-то кроме меня знал об этом.

— Ну, ты уже начал рассказывать мне. Так что иди до конца.

Устало вздохнув, Маслоу пустил пальцы правой руки в волосы и опустился на скамейку, что стояла рядом. Вид у него был измотанный, будто он трудился без отдыха несколько суток подряд. Джеймс долго собирался с мыслями, вздыхая, хмурясь и держась за голову.

— Причина в Изабелле? — поинтересовался я, заранее зная, что он ответит.

— Помнишь, ещё в Мексике я рассказывал, что видел… видел, как она флиртовала с другим? Помнишь? — После моего утвердительного ответа он снова издал протяжный вздох и продолжил: — Тогда я болезненно перенёс это, но потом подумал: флиртует, ну и ладно, она ведь не предпочла его мне! Теперь же я подозреваю… что она зашла куда дальше безобидного флирта.

— Чего? — с отвращением переспросил я, ощущая, как умершая неприязнь к Изабелле снова оживает в моей душе. — Ты думаешь, она изменяет тебе?