Умершее воспоминание

совесть Логана.

Когда мы легли спать, Эвелин уснула почти сразу же. А я лежал на спине, глядя в потолок голубоватого оттенка, и, обнимая свою возлюбленную за плечи, думал о наших отношениях. Мы уже далеко не в первый раз ложились в одну постель, однако дальше страстных поцелуев дело так и не заходило… Нельзя сказать, чтобы меня это пугало или беспокоило, но я размышлял об этом уже не первую ночь.

В голову почему-то полезли воспоминания о моих прежних отношениях. С Чарис я переспал уже через две недели после знакомства, с Астрид, симпатичной шведкой, я лёг в

постель на следующий день после первой встречи, а с Дианной — и вовсе на первом свидании! Было немного неприятно думать, что я был со столькими девушками, видел столько глаз и губ, а для Эвелин я являлся первым в жизни другом, первым в жизни молодым человеком… Сколько раз мне пришлось проверять землю на прочность прежде, чем я уверенно встал на неё ногами!

И всё-таки, почему с Эвелин всё не так? Почему я так робок с ней, так осторожен, словно всё это переживаю в первый раз? В чью пользу мне толковать это? Я много читал о своём расстройстве, хорошо знал особенности своего поведения, и склонность к сексуальной распущенности — это одна из черт, характеризующая мою болезнь. Но с Эвелин я никогда не позволял себе ничего подобного. Получается, мне частично удаётся контролировать свои эмоции и мысли, и значит ли это, что я уже сделал первый шаг на пути к своему исцелению? Это предположение было настолько хрупким, что я, чего-то испугавшись, сразу же прогнал мысли о нём из головы.

В ту ночь я твёрдо решил, что не прекращу лечение. Мысленно я рисовал себе картины нашего с Эвелин далёкого безоблачного будущего, в котором и она, и я здоровы и счастливы. Крепче прижав к себе свою возлюбленную, я улыбнулся и уснул абсолютно успокоенный.

— Думаю, не стоит напоминать вам, какой послезавтра день, — сказал Мик, когда в понедельник мы впятером снова встретились в студии. — Каждый американец, по-моему, знает эту дату с пелёнок.

— Да, Мик, спасибо, — с улыбкой ответил Карлос, — мы и без твоих напоминаний не забыли про День Независимости.

Кажется, у всех кроме меня было сегодня хорошее настроение. В то время, как мои друзья улыбались, разговаривали о чём-то и смеялись, я сидел на диване один и мрачным взглядом смотрел на Кендалла. Он вёл себя так легко и непринуждённо, будто того пятничного разговора между нами вовсе не было! А я всё помнил и всё злился на Шмидта, не понимая, как он мог так вести себя. Неужели не осталось в нём ни капли благородства, неужели в его душе есть место только для наглости и подлости?

— Я хочу, чтобы сегодня мы очень хорошо поработали, — продолжал Мик, — потому что уже послезавтра мы должны быть в Вашингтоне.

— В Вашингтоне? — устало переспросил я. — Другой конец страны… Да мы на одну дорогу потратим половину суток!

— Да, Логан, а что делать? Пропускать концерт? — Менеджер провёл пальцем по тачпаду ноутбука и сделал два щелчка. — Из Лос-Анджелеса мы вылетаем завтра в одиннадцать вечера, так что будьте готовы.

— А ещё раньше ты об этом сказать не мог? — нахмурился Джеймс. — Завтра,

например?

— Мог бы и завтра. Но, я думаю, вы уже привыкли, что на День Независимости вы редко бываете в нашем городе, чаще выступаете в Нью-Йорке, Чикаго или вот в Вашингтоне.

Я с ужасом думал о том, что мне придётся на два дня покинуть Эвелин. Вот так взять и оставить её? Особенно после того, как мистер Чейз посоветовал мне проводить с ней как можно больше времени?..

— А возвращаемся мы когда? — спросил я упавшим голосом.

— Будем здесь уже утром пятого июля, не так уж и долго.

«Для кого не долго, — печально подумал я, — а для кого — целая вечность».

— Так, — Мик потёр ладони, — давайте споём национальный гимн. Хочу проверить, хорошо ли вы помните слова.

— Ты сам-то наш гимн наизусть знаешь? — усмехнулся ПенаВега, когда мы с парнями уже пошли к будке.

В ответ наш менеджер встал из-за стола и с серьёзным лицом, прижав руку к левой груди, запел первые строчки гимна.

— Благодарю за доказательства, — улыбнулся испанец и, пройдя мимо Мика, похлопал его по плечу; тот замолчал, — но меня бы удовлетворил и односложный ответ.

Во время перерыва Джеймс вышел в коридор, чтобы ответить на звонок; Кендалл, похлопав себя по карманам, с досадой вздохнул.

— Чёрт, ребята, может, у вас найдётся огонёк? — спросил немец у нас с Карлосом. — Забыл зажигалку дома, а покурить очень хочется.

— Я огонёк с собой не ношу, — пожал плечами ПенаВега. — Извини.

Я, сидя за столом Мика, угрюмо молчал.

— Логан? — позвал меня Шмидт, будто бы удивившись моему молчанию. — У тебя есть зажигалка? Или спички?

— Это всё, что тебе от меня нужно? — спросил я, подняв на него мрачный взгляд. — Или ещё чего-нибудь попросишь?

Догадавшись, о чём я говорю, Кендалл опустил голову и засмеялся.

— Ты всё ещё злишься на меня, что ли? — спросил он, присев на край стола Мика. Я молча глядел куда-то в сторону. — Не надо играть со мной в молчанку, Логан. Я, знаешь ли, тоже не особо хочу разговаривать с тобой после того, что ты наговорил мне в пятницу.

— Парни, — опасливо произнёс Карлос, — между вами… всё нормально?

— Всё нормально, — повторил за другом Шмидт, снова беззаботно улыбнувшись. — Не бери в голову.

ПенаВега ничего ему не ответил и, взяв свой телефон, тоже вышел в коридор, очевидно, для того чтобы не мешать нам с Кендаллом.

— Так ты всё-таки помнишь? — спросил я, встав из-за стола. — А я думал, ты делаешь вид, что бренди напрочь отшиб тебе память.

— Нет. Я пока ещё в состоянии отвечать за себя.

— Стало быть, ты можешь ответить за своё свинское поведение?

— Да, соглашусь, что сказанул лишнего на пьяную голову, — заговорил немец, опустив глаза и поджав губы. — Бренди растрепал душу. Мне нужно было поговорить о ней немного, иначе… иначе я бы больше не выдержал.

Я снова насторожился из-за того, что Кендалл заговорил об Эвелин, и, сжав зубы, отвернулся.