Умершее воспоминание
Шрифт:
— Это наш рождественский ужин с твоими родителями, — сказал я, закончив чтение, и протянул ей листок.
— Да, я решила, что помнить об этом необязательно, — ответила Эвелин и, взяв лист из моих рук, снова смяла его. — Я тогда немного повздорила с папой… Не хочу вспоминать об этом.
«Хотел бы и я так запросто избавляться от ненужного», — подумал я, глядя на свою избранницу. Разрывая бумагу, она сильно нервничала; движения её были резкими и порывистыми.
— Эвелин, Эвелин, Эвелин, — проговорил
Она посмотрела мне в глаза с какой-то благодарностью и сильно ко мне прижалась. Я погладил её по волосам.
— Ты уже ужинала?
— Нет, — вздохнула моя возлюбленная, — ждала тебя. Я хотела предложить заказать еду, потому что…
— У меня несколько иное предложение, — оборвал её я.
— Какое?
Я, улыбнувшись, посмотрел на неё.
— Сначала ответь, доверишься ли ты мне?
— Доверюсь, — даже не размышляя, шёпотом ответила моя любовь.
— Тогда давай руку.
Мы ехали в моей машине. Эвелин беспокойно ёрзала на сидении, смотрела по сторонам и постоянно спрашивала, куда мы едем.
— Ты знаешь, я не хочу ни с кем видеться… — говорила она дрожавшим голосом. — Мне просто нужно немножко покоя.
— Я и дам его тебе, — твёрдо сказал я. — Не переживай. Там, куда мы едем, будем только мы вдвоём.
Я привёз её на заброшенную ферму, находившуюся в нескольких километрах от города. Эту ферму я часто видел из окна автомобиля, когда проезжал мимо, но посетить её решился только теперь. Место здесь было спокойное и безлюдное, а небо — довольно звёздное.
— Что мы будем делать? — тихо и будто с опаской спросила моя избранница, выйдя из машины. Я видел, что она была крайне заинтересована всем этим.
— Отдыхать. Сейчас мы ляжем вон там, возле опрокинутого корыта, и будем смотреть на звёзды. У меня с собой есть плед.
Впервые за последние несколько дней на лице Эвелин просияла такая искренняя улыбка, что, увидев её, невозможно было не улыбнуться в ответ.
— А что насчёт ужина? — спросила она, взглянув на меня своими большими лучистыми глазами.
— Если ты сильно голодная, мы можем заехать в какую-нибудь закусочную…
— Нет, дорогой, нет… Я готова остаться без ужина, только давай не будем возвращаться в город.
Очень долго мы лежали на земле и смотрели на высокое ночное небо. Голова Эвелин покоилась у меня на груди, пальцы наши были переплетены. Моя возлюбленная молчала, но я без слов чувствовал, какой благодарностью были пропитаны её объятия.
— Звёзды такие далёкие, холодные и недосягаемые, — задумчиво произнесла она. — Вот бы хотя бы на ночь стать звездой, стать такой далёкой, чтобы никто из людей не смог меня достать.
Я улыбнулся, узнав в ней прежнюю Эвелин: она возвращалась к размышлениям и мечтаниям, а это, несомненно, было очень
— А что насчёт исполнения звёздами желаний? — спросил я.
— Когда ты исполняешь чужие желания, ты изменяешь самому себе.
— И для чего тогда звёзды существуют?
— Они не существуют, — ответила моя избранница так спокойно, точно говорила обо всем известной истине. — Они холодные и бледные — значит, мёртвые.
Я не стал ничего отвечать на это, но мысленно отметил, что её мнение о звёздах претерпело коренные изменения.
Несколько минут мы молчали, потом Эвелин подняла голову и внимательно посмотрела на меня.
— Нам нужно вернуться утром, так? — спросила она, приподняв брови и точно не желая услышать мой положительный ответ. — У тебя завтра выступление…
Я задумчиво смотрел в её молящие о чём-то глаза.
— Нет, — ответил я, покачав головой, и ещё раз подумал над тем, что собирался сделать. — Я не поеду на выступление… Не поеду. Я не хочу возвращать тебя туда.
— Но Логан, что скажут парни? Это ведь так важно для вас…
— Хватит меня уговаривать, Эвелин, неужели ты не понимаешь? — резко спросил я. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами. — В жизни человека рано или поздно наступает момент, когда ему нужно сделать выбор, возможно, всей его жизни. Я свой сделал.
Глаза моей избранницы заблестели, и она, погладив мою щёку, поцеловала меня.
— Боже, никто, никто не знает, как я люблю тебя, — прошептала она, прижав свой лоб к моему. По её щекам катились горячие слёзы, я чувствовал их. — Я так люблю тебя, но я так к тебе несправедлива…
— Всё хорошо, любимая, всё хорошо, — проговорил я, крепко обнимая её. Эвелин снова положила голову мне на грудь и задрожала от рыданий, которые изо всех сил сдерживала. — Всё хорошо, только не плачь, пожалуйста, не плачь…
Уже через несколько минут она успокоилась, и мы вновь лежали в идеальной тишине, смотрели на небо и обнимали друг друга.
— Здесь очень хорошо, — шёпотом призналась моя любовь, — и сейчас в целом мире не найдёшь места лучше этого. О, я так благодарна тебе, дорогой, так благодарна… Мне действительно было это нужно.
Я молча поцеловал её в макушку.
— Если бы ты сегодня не вытащил меня за руку из дома, — продолжила она, — я бы, скорее всего, уехала сама… Да. Я уехала бы.
Мне показалось, что за этими словами крылась опасность, и я почему-то спросил:
— Навсегда?
Эвелин промолчала в ответ: то ли из-за собственных мыслей не услышала моего вопроса, то ли посчитала, что я обращался вовсе не к ней… Но, как бы там ни было, в ответе я совершенно не нуждался. Наверное, мной управлял какой-то дикий, инстинктивный страх; он выразился даже в вопросе, который я задал.