Умершее воспоминание
Шрифт:
— С какой радости ты нажрался? — поинтересовался я, наблюдая за тем, как Кендалл пытается поджечь несчастную спичку.
— Ой, Логан, давай не будем так резко менять тему разговора. — Ему наконец удалось получить огонь, и он, сделав одну длинную затяжку, закрыл глаза и замер. Потом выпустил дым через нос и расплылся в пьяной улыбке. — Как жизнь, дружище?
Я помахал рукой перед своим лицом в попытке развеять дым, но у меня ничего не вышло, и я закашлялся.
— Ты же знаешь, что я не переношу запаха твоих
— Да, прости, друг. — Он быстро затушил сигарету и тоже принялся размахивать руками. — Логан, ну ты же знаешь, что я не могу без них, когда выпью.
— Когда выпьешь? — со злобной усмешкой переспросил я. — А когда нажрёшься — вот так, как сегодня, — тогда ты только ими дышать и можешь, да?
Шмидт издал усталый стон и, закрыв глаза, сказал:
— Ты говоришь как моя мама, Логги. Не надо так говорить, меня начинает это раздражать. Я бы, знаешь, и сам выбрал здоровый образ жизни, бег по утрам и всякие там другие заморочки. Но мне это нужно как музыканту, понимаешь?
Он был пьян, накурен и поэтому нёс всякую чепуху. Несмотря на это, я всё же понял его слова и решил поддержать нашу беседу:
— Посмотри на меня, Кендалл, я тоже музыкант, но я ведь не курю.
— Не-е-ет, — протянул Шмидт, размахивая указательным пальцем в воздухе, и рассмеялся. — Ты не играешь на гитаре, к примеру. А мне это нужно для вдохновения, для появления новых мыслей в голове, для расслабления, в конце концов. Понимаешь?
Я встал и настежь распахнул окно.
— Я понимаю только, что после тебя я не смогу проветрить свою кухню ещё неделю.
— О, как хорошо, что ты догадался открыть окно. Можно я всё-таки покурю?
Он встал у окна и, поставив локти на подоконник, снова достал сигарету. Его руки всё ещё дрожали.
А после третьей сигареты он вдруг решился на разговор. Собственно то, за чем он сюда и приехал.
— Я знаю, мой дружище Логги, что в последнее время мы с тобой плохо ладили, — начал Шмидт, еле ворочая языком. – Ну, не получалось, да? Так всё складывалось. Сегодня у меня кое-что случилось… и я приехал к тебе, чтобы поделиться этим с тобой.
Он выдохнул, будто только что выдал какую-нибудь заученную реплику, и сделал глоток моего чая.
— Логан… — неразборчиво забормотал он. — Ты как гостя вообще встречаешь? Почему чай холодный?
— Потому что это был мой чай, — сказал я и, взяв кружку, выплеснул её содержимое в раковину. — Так чем ты там со мной хотел поделиться?
Лицо Кендалла приняло иное выражение. Возникло ощущение, что он вспомнил о чём-то неприятном и теперь состроил такую гримасу, будто только что увидел в своём супе плавающую сороконожку.
— Я… — начал было друг, но потом его взгляд упал на стол, и он спросил: — А можно ещё сигаретку?
Схватив со стола почти пустую пачку сигарет, я спрятал её в карман своих брюк
— Можно чая с лимоном, — произнёс я, указывая на ещё горячий чайник. — И можно свежим воздухом подышать у окна. А вот сигареты я тебе больше не дам. Ни одной.
— Что ты себе позволяешь?
— Ну, во-первых, ты в моём доме, и я могу позволить себе всё, что только заблагорассудиться. А во-вторых, ты всё ещё остаёшься участником двух музыкальных групп, и они обе нуждаются в твоём чудесном голосе.
Сначала Кендалл польщёно улыбнулся, потом нахмурился и, прищёлкнув пальцами, сказал:
— Точно. Я как раз об этом.
— О чём? О группе?
— И да, и нет.
Он на долгое время замолчал, будто задумался над чем-то жизненно важным. Я не стал вытаскивать друга из его мыслей, поэтому терпеливо сидел и ждал. Он опять начал дрожать.
— Да, — наконец выдал Шмидт. – Да, о группе. Только не о нашей. В смысле и о нашей тоже, но я ещё имею в виду мой «Heffron Drive». Понимаешь, да?
— Если ты продолжишь свои чертовски внятные объяснения, то я всё пойму.
Кендалл принялся усаживаться поудобнее, словно хотел выиграть время. Я понял, в чём дело, и слабо улыбнулся.
— Моя Кайли… — снова забормотал он. — Она собственница. Ну, знаешь, если рядом с ней находится человек, который ей небезразличен, он должен принадлежать ей и только ей. Понимаешь?
Будучи пьяным, Кендалл постоянно задавал один и тот же вопрос: «Понимаешь»? Я устало вздохнул и, оперевшись щекой на руку, утвердительно закивал.
— Она ревнует? — решил спросить я. — Ревнует тебя к нам и Дастину?
— Да, точно. Она ревнует, причём очень отчаянно и даже глупо. А сегодня, сегодня, Логан, меня это сильно взбесило. Мы поссорились.
— Ты нажрался как свинья и приехал ко мне в полночь только из-за того, что просто поссорился с Кайли?
— Не говори так! — повысил голос Кендалл и снова забился дрожью. — Это ты можешь просто поссориться с какой-нибудь стервой, которая, возможно, изменяет тебе направо и налево, а я с Кайли очень сильно поссорился!
Я еле-еле сдержал себя, чтобы не столкнуть Шмидта со стула. Меня оскорбили его слова, он сумел надавить мне на больное место. Кендалл не знал, каково это — знать, что тебя предал человек, которого ты считал своей жизнью, всем своим миром. Может быть, он никогда даже не испытывал таких сильных и пылких чувств, что я испытывал к Чарис. Может быть, ему этого никогда и не предстоит узнать, ровно как и предательство самого дорогого человека на свете. Но он был пьян. Я простил его только потому, что он был пьян. Проснувшись утром, он даже не вспомнит о своих невольно брошенных словах, а рана в моём сердце начнёт кровоточить с новой силой. Я решил не обижаться на Кендалла, это было бы по крайней мере очень глупо.