Умирающее общество и Анархія

Грав Жан

Ршаются ли господа экономисты, толкующіе нам об ум капиталистов, утверждать, что тот, кто наживает милліоны биржевой игрой, спекуляціями и монопольным захватом, тратит в милліон большую умственную силу, чм – я не говорю уже рабочій, котораго можно считать артистом своего дла, – но даже самый простой рабочій, в самом обыденном ремесл? Возьмите любого рабочаго – из тх, кому судьба наиболе благопріятствует, кто получает сравнительно хорошую заработную плату, никогда не остается без работы, никогда не болет. Сможет ли этот рабочій жить той широкой жизнью, которою должны были бы пользоваться вс, сможет ли он удовлетворять, продолжая работать, всм своим физическим и умственным потребностям? Да что об этом говорить: он не сможет удовлетворить даже сотой доли своих потребностей, если даже он будут у него самыя ограниченныя, а если он захочет сберечь себ

хоть что-нибудь на старость, то ему придется еще больше сокращать их. И все таки, как бы он ни был бережлив, ему никогда не удастся скопить столько, чтобы имть возможность жить не работая. Сбереженій, сдланных в производительную пору его жизни, едва хватит на пополненіе того дефицита, который принесет с собою старость – если только он не получит наслдства или, вообще, в его жизни не произойдет какой-нибудь счастливый случай, не имющій ничего общаго с трудом.

А сколько на одного такого привиллегированнаго рабочаго приходится бдняков, никогда не имющих возможности утолить свой голод! Развитіе машин дает возможность эксплуататорам уменьшить свои рабочій персонал; безработных рабочих, которые понижают заработную плату и увеличивают безработицу, становится все больше и больше; кром того, заработок уменьшается еще вслдствіе болзней, так что, в конце концов, рабочій, пользующійся достатком, все больше и больше обращается в ми: он не только не может разсчитывать выбраться из нужды, но если буржуазное общество продержится еще долго, ему предстоит все глубже и глубже погружаться в нее.

Представим себ теперь случай, когда такой достаточный рабочій, вмсто того чтобы продолжать откладывать свои сбереженія в вид денег, заводит, накопив нкоторую сумму, собственное предпріятіе. Это точно также длается все мене и мене осуществимым, потому что примненіе машин требует соединенія очень больших капиталов и не дает возможности существовать отдльному предпринимателю; но допустим, что это возможно и что наш самостоятельный рабочій-хозяин работает один. Если политико-экономы правы, говоря, что всякая человческая способность представляет собою капитал, вложенный в предпріятіе и обогащающій ея обладателя, то мы видим здсь человка, вложившаго и денежный капитал, и капитал в вид рабочей силы, и капитал умственный; а так как ему при этом не с км длиться, то очевидно его капитал должен скоро удесятериться, а сам он – сдлаться милліонером.

В дйствительности же рабочих, которые бы работали одни, сами на себя, почти не существует, а мелкій хозяин, нанимающій двух или трех человк, живет лишь очень немногим лучше своих рабочих, причем он должен работать столько же, как и они, если не больше, потому что ему постоянно грозят различные платежи; он не может разсчитывать ни на какое улучшеніе своего положенія и должен считать себя счастливым, если ему удастся удержаться на высот своего сравнительнаго благосостоянія и избгнуть банкротства. Большіе доходы, крупныя состоянія, широкая жизнь составляют привиллегію только крупных собственников, крупных акціонеров, крупных фабрикантов, крупных спекуляторов, которые сами не работают, а нанимают цлыя сотни рабочих. Это ясно показывает, что капитал – дйствительно накопленный труд, но только труд других, собравшійся в руках одного грабителя.

Самым лучшим доказательством основного недостатка нашей общественной организаціи является тот факт, что машины – этот величайшій шаг вперед, результат всх накопленных знаній, переходивших из поколнія в поколніе, машины, которыя должны были бы пойти на пользу всх человческих существ, которым он облегчают жизнь, увеличивая их производительную силу и уменьшая труд – в дйствительности приносят рабочим только усиленіе их нужды и лишенія. Из употребленія машин извлекают пользу одни капиталисты, потому что машины дают им возможность сокращать рабочій персонал и, кром того, вслдствіе розни, устанавливающейся благодаря безработиц между занятыми и незанятыми рабочими, понижают заработок первых, так как нужда заставляет их соглашаться на всякую предложенную плату, даже если она ниже суммы, необходимой для пропитанія их самих и их семьи. Так называемые естественные законы оказываются, таким образом, нарушенными благодаря их же собственному дйствію, а это показывает, что если даже это и «законы», то, во всяком случа, не законы «естественные».

С другой стороны, очевидно и то, что при всх своих капиталах, при всх своих машинах, капиталисты не могли бы ровно ничего производить без помощи рабочих, тогда как рабочіе, если бы они согласились между собою и

соединили свои силы, могли бы отлично обходиться без капиталистов. Но дло не в том. Мы хотим сдлать из сказаннаго только тот вывод, что раз капиталисты не могут ничего достигнуть без помощи рабочих, то из этого слдует, что самым важным фактором в производств являются именно эти послдніе и что им должна была бы доставаться наибольшая доля продукта. Отчего же происходит, что эта доля идет, наоборот, капиталистам, что чм меньше они работают, тм больше получают, тогда как рабочіе чм больше производят, тм больше усиливают безработицу и уменьшают свои шансы стать потребителями? Каким образом происходит, что чм больше магазины ломятся под тяжестью продуктов, тм больше производители умирают с голоду, и что, богатство, которое должно было бы быть источником всеобщаго довольства, становится, наоборот, причиной бдности того, кто его создал?

Из сказаннаго мы видим, что частная собственность доступна только для того, кто эксплуатирует других. Исторія человчества показывает нам, что эта форма собственности не существовала в первых человческих обществах, а начала выдляться из общей собственности рода или клана лишь на гораздо боле поздней ступени эволюціи – одновременно с выдленіем семьи из первоначальнаго смшенія полов. Это, конечно, не могло бы считаться аргументом против ея законности, если бы только она не была основана на произвол; мы хотим только показать этим, как мало цны имют аргументы защитников буржуазіи, утверждающих, что собственность существовала всегда в таком вид, как теперь.

Да кром того, разв т люди, которые теперь так возмущаются против анархистов, собирающихся отобрать у них силой их собственность, церемонились сколько-нибудь в 1789 году, когда они отбирали собственность у дворянства, или когда они обманывали надежды крестьян, которые взялись за дло и стали вшать аристократов-помщиков, разрушать замки и завладвать помстьями? Разв цлью всх этих конфискацій и продаж – фиктивных или по непомрно дешевым цнам – не было ограбить в свою пользу как прежних собственников, так и крестьян, разсчитывавших также получить свою долю? Разв это не было простым проявленіем права сильнаго, которое они только прикрывали законными формами? Разв это лишеніе собственности не было еще боле несправедливым, чм наше – даже если бы признать, что наше несправедливо, что совершенно неврно? Оно совершалось не в пользу коллективности, а ради обогащенія нскольких торгашей, которые поспшили объявить войну нападавшим на замки крестьянам и начали разстрливать их как разбойников. Поэтому, когда буржуазію хотят заставить отдать свою собственность, ей нечего жаловаться, что ее грабят: сама эта собственность есть продукт кражи.

Глава VI.

Семья.

Собственность, семья и власть развивались параллельно. Раз только люди соединились между собою под вліяніем потребности устранить какое-нибудь препятствіе, о которое безполезно разбивались вс их единичныя усилія, прибыль, получаемая от этого соединенія сил, должна была, несомннно, длиться между всми. А так как, с другой стороны, общества были временными и их существованіе обусловливалось только достиженіем непосредственнаго результата, то эти первыя человческія группы должны были быть – как это мы видим у нкоторых млекопитающих и у человкообразных обезьян, – группами семейными, т. е. такими, гд одна или нсколько самок собираются вмст с дтенышами, вокруг одного самца, который для поддержанія своей власти, выгоняет из своей группы молодых самцов по мр того, как они подростают и грозят сдлаться ему соперниками.

Было бы однако слишком смло заключить из этого, что власть самца господствовала безпредльно и повсюду с самаго начала зарожденія обществ: если у многих диких племен, гд семейныя единицы соединились в боле значительныя группы, мы и находим такую власть, то другіе, очень убдительные примры (напримр существованіе обычая, гд мужчина, во время рожденія ребенка разыгрывает роль родильницы) показывают нам, что власть, пользовавшаяся признаніем прежде всего, это – власть матери над дтьми [2] .

2

Мы не будем приводить здсь всх фактов, потому что не имем в виду излагать их, а только хотим объяснить, как именно представляем мы себ семью будущаго. Читателей же, которые захотят изучить вопрос основательне, мы отсылаем к спеціальным трудам.