Умоляй меня

Дрейвен Грейс

Баллард молчал, держа своё мнение при себе. Комментарий Гэвина был мягким по сравнению с комментарием Эмброуза. Колдун ранее заявил, что сестра Циннии «обладала характером барсука, которого ткнули острой палкой». Эмброуз ясно выразил свою неприязнь к их новой гостье, и Гэвин с подозрением относился к ней — и у него были на то причины. Баллард потрогал больное место сбоку своего заживающего носа. Женщина брыкалась, как мул, и проделала замечательную работу, пытаясь проломить ему лицо.

— Ты уверен, что хочешь, чтобы она осталась здесь на зиму? По словам Эмброуза, с ней будут проблемы, если она останется.

— Она вспыльчивая, но любит свою сестру, — Гэвин вдохнул поток холодного воздуха, врывающегося в открытое окно. — Когда она не занята,

играя роль боевой собаки Циннии, её общество очень приятно. Умная, начитанная и остра на язык, — его взгляд скользнул по избитому лицу Балларда, и он поморщился. — Ты можешь простить её настолько, чтобы позволить ей остаться? Цинния хочет, чтобы она была здесь, и они близки, несмотря на то, что иногда могут драться, как две мокрые кошки в мешке.

Баллард не знал эту Дуенду, не помнил её, кроме запаха гвоздики, который прорезался сквозь вонь его камеры, что ненадолго вывело его из безумия потока. Он пришёл в ужас, обнаружив, что его сын стоит рядом с безошибочно узнаваемым силуэтом женщины. Он оставался в здравом уме достаточно долго, чтобы спросить Гэвина, почему он сделал это, прежде чем безумие снова охватило его. Он не помнил, как схватил её или даже удара, который она нанесла, сломав ему нос. Он не держал зла за это. На самом деле, она заслужила капельку его уважения за то, что сопротивлялась — черта несомненно, усвоенная по необходимости, если её отец был таким малодушным, как описывал Гэвин.

— Острый язык достаточно безвреден, и я пережил кое-что похуже, чем этот удар по носу. Однако если она будет тратить своё время, пытаясь настроить твою возлюбленную против тебя, ты, возможно, захочешь пересмотреть своё решение.

Черты лица его сына застыли, ледяное выражение напомнило ему о его давно умершей матери. Баллард вздрогнул.

— Я сам вышвырну её, если узнаю об этом.

Баллард в этом не сомневался:

— Ты всегда можешь попросить Эмброуза наслать на неё проклятие безмолвия.

Гэвин усмехнулся:

— Как бы Эмброузу не хотелось, я думаю, что потребуется нечто большее, чем потеря голоса, чтобы победить госпожу Дуенду, — он закрыл и запер окно. — Я пришлю их наверх. Цинния хочет представить вас друг другу.

Баллард накинул плащ, натянул капюшон пониже и занял своё место у горящего очага.

— Эта девушка напугана, когда находится рядом со мной.

— Это просто уважение к господину домовладения. Любой отреагировал бы так же, даже без проклятия. Цинния ищет тебя по собственной воле. Такое может только убедить Луваен, что Циннии нечего бояться.

Может быть, не сейчас, когда поток слаб, и его мысли принадлежали ему, но если его не снять, проклятие гарантировало, что никто в Кетах-Тор не будет в безопасности от него.

— Однажды, сынок, тебе придется сказать ей, что это не всегда будет правдой.

Гэвин молчал, уголки его губ опустились вниз.

— Знаю. Только не сейчас, — он оставил Балларда в одиночестве ждать своего посетителя.

Ему не пришлось долго ждать. После более чем двух недель, проведенных с ней в коридорах его дома, он теперь узнавал быстрые шаги Циннии. Те, что последовали за ними, были новыми, более длинными и целеустремленными.

— Войдите, — ответил он на вежливый стук. Дверь открылась, впуская Циннию. Прекрасную, как обычно, в голубом платье, которое подчеркивало её изгибы и смягчало её карие глаза. Она нерешительно улыбнулась ему и присела в реверансе.

— Добрый день, господин, — она недавно переняла домашнюю форму обращения к нему. — Это моя сестра, Луваен Дуенда, — она отступила в сторону, пропуская свою спутницу в комнату.

Если бы Цинния была королевского происхождения, то она была бы известна, и за неё сражались бы принцы каждого королевства. Барды сочиняли бы песни о её красоте и писали стихи, восхваляющие каждое женское великолепие: от изгиба бровей до изгиба бёдер. Никто не станет поэтизировать Луваен Дуенду или сражаться за то, чтобы сделать её королевой. Эти двое

совершенно не походили друг на друга. Цинния была маленькой и белокурой, а Луваен возвышалась над сестрой. Баллард не обладал внушительным ростом Гэвина, но он был выше многих мужчин, Луваен же могла смотреть ему в глаза, не поднимая головы. Он мельком увидел её волосы, когда она ехала по мосту. Тёмные, с намеком на волну, они падали на одно плечо толстой косой. Тонкие пряди обрамляли лицо, слишком строгое, чтобы быть красивым. У неё был выдающийся нос, который слишком сильно выгибался и подчеркивал тонкую верхнюю губу и высокие резные скулы. Широкие чёрные брови изогнулись над глазами цвета пепла. Линия челюсти достаточно острая, что можно было пораниться. Черты, лишенные какой-либо мягкости, за исключением полной нижней губы и изогнутого подбородка, похожего на подбородок Циннии. Она не была красивой, но запоминающейся — Баллард знал, что засыпая ночью, увидит её гордое лицо за закрытыми веками.

Она сделала намёк на реверанс:

— Лорд де Совтер.

Балларду понравился её голос с глубокими, тщательно модулированными интонациями.

— Госпожа Дуенда, добро пожаловать в Кетах-Тор.

Луваен сложила перед собой руки в перчатках:

— Моя семья выражает вам нашу глубочайшую благодарность за вашу щедрость, проявленную при оплате долгов моего отца. Я должна извиниться перед вашим сыном за то, что усомнилась в его словах относительно владений вашей семьи.

Гэвин предупреждал его, что она прямолинейна и говорит то, что думает. Баллард приветствовал такую черту характера.

— Гэвин очень любит вашу сестру, госпожа. Плата была небольшой. Считайте это жестом признательности за то, что вы позволили ей погостить у нас зиму.

Она наклонила голову и, не отводя взгляда, заговорила с Циннией:

— Цинния, я хотела бы поговорить с де Совтером наедине, пожалуйста.

Он с интересом наблюдал, как девушка бросила тревожный взгляд на него, а затем ещё один на свою сестру. Баллард воздержался от обещания, что не даст Луваен второй возможности подправить его лицо. Она присела в реверансе и сжала руку Луваен, хотя он не мог сказать, был ли этот нежный жест предупреждением или утешением.

— Тогда встретимся за ужином? В коридоре сквозит, поэтому мы едим на кухне, — она послала сестре воздушный поцелуй и оставила их наедине.

Баллард указал на ближайший стул:

— Устраивайтесь поудобнее у огня, госпожа. Там есть подогретый эль и место для вашего плаща.

Он указал сначала на маленький столик, установленный между стульями, где стояли два кубка, а затем на большой сундук, придвинутый к стене. Она мельком взглянула на его руки, но не проявила никакой реакции, кроме как сняла плащ с перчатками и положила их на сундук, чтобы высушить. Её действия дали ему несколько секунд, чтобы незаметно полюбоваться ею. Грациозная, как ива, со стройной спиной и руками, она была одета в платье цвета ржавчины, которое подчеркивало рыжеватые блики в её волосах. Баллард задумался, были ли её ноги такими длинными, как предполагал её рост.

Она снова повернулась к нему лицом, и эти дымчатые глаза смерили его взглядом.

— Разве вы не откроетесь мне, как я открылась вам, милорд? — сложный вопрос, как будто она надеялась оценить его характер по необходимости оставаться скрытым под плащом.

Если бы она подождала ещё немного, он избавил бы её от необходимости спрашивать. Он надел плащ и капюшон для удобства своих гостей. Его домочадцы привыкли к его внешности, и он жил со своим постоянно искажающимся лицом почти четыре столетия. Каким бы тщеславием он не обладал, оно давным-давно было раздавлено тяжестью проклятия. Ещё до его появления он славился своей доблестью в бою, а не своей внешностью. В эти дни он был просто благодарен за то, что всё ещё обладал достаточно здравым умом. Его беспокойство по поводу реакции Циннии на него было вызвано желанием не создавать проблем Гэвину. Независимо от того, находили ли девушка или её сестра его отвратительным, для него это ничего не значило.