Умоляй меня
Шрифт:
Насмешливая ухмылка Балларда померкла. Он приподнял бровь в ответ на ее продолжающееся молчание.
— Я должен выглядеть действительно гротескно, чтобы лишить откровенную Луваен Дуенду дара речи.
Она скрестила руки на груди и приняла суровое выражение лица:
— Когда-то я была похожа на тебя. На следующее утро после того, как мы с Томасом посетили вечеринку Беатрис Купер, и вино лилось рекой. Томас в испуге вскочил с кровати, едва увидев меня.
Его неживая улыбка совсем исчезла:
— Тебя это забавляет?
— Никто здесь не смеется, милорд, — она потянулась к его руке, крепко сжав,
К ее облегчению, он закрыл глаза и заключил ее в робкие объятия. Она охотно поддалась, крепко обняв его и положив голову ему на плечо. Он ощущался так же, как и раньше, пах так же. Закрыв глаза, она представляла его таким, каким он был прошлой ночью — все еще со шрамами, но гораздо более человечным. Заостренные когти, рисующие узоры на ее спине сквозь платье, напомнили ей, что этот новый день принес более мрачную реальность.
— Ты не должен быть здесь один, — сказала она. — Я принесу свою прялку и составлю тебе компанию.
Он напрягся и высвободился из ее объятий. Она не думала, что он мог казаться еще более мрачным, чем сейчас, но он справился.
— Я не хочу, чтобы ты была здесь, Луваен, — решительно сказал он.
Луваен ощетинилась, уязвленная его резким отказом:
— Почему нет? Я уже видела тебя в разгар этого потока раньше.
Он покачал головой, и кривая улыбка искривила его рот:
— Нет, не видела. Это был отлив, когда худшее было позади.
Она вспомнила грязную камеру и сгорбленного зверя, пронзительно кричащего о своих мучениях стенам. Все внутри нее содрогнулось от осознания того, что его ждут еще большие страдания. Она теребила шнурки на его тунике.
— Моя привязанность к тебе останется прежней, Баллард, — она ухаживала за Томасом во время ужасов чумы — эта задача оставила в ней свои собственные шрамы. — Я не слаба духом.
Он погладил ее руку от плеча до запястья:
— Нет, не слаба, но я не человек во время пика потока. И у меня все еще остается хоть капля гордости, — остатки стыда, который он показал прошлой ночью, мерцали в его желтых глазах. — Это для меня, Луваен, а не для тебя. Я прошу твоего снисхождения.
Луваен думала, что ее глаза вылезут из орбит от усилий, которые потребовались, чтобы не заплакать. Вместо этого она вцепилась в гнев и позволила ему сгореть. Это проклятие, о котором никто не хотел говорить, было коварной вещью, причиняющей не только боль и безумие, но и лишающей свою жертву достоинства. Она засунула руки в карманы юбок и глубоко дышала, пока тугие путы в груди не ослабли, и она не смогла говорить, не задыхаясь.
— В последнее время ты был очень щедр с грелкой, милорд, — мягко поддразнила она. — Я думаю, будет справедливо, если я предоставлю тебе эту поблажку. Но не привыкай к этому, — сказала она своим самым строгим голосом.
Он во второй раз
Наконец Баллард отстранил ее от себя и указал на лестницу:
— Тебе пора идти наверх, моя красавица, — черные когти, которые могли легко порвать ее на ленточки, вырисовывали узоры бабочек на ее шее и ключицах. — У меня удобная камера, а Магда позже принесет мне ужин, — он похлопал себя по плоскому животу. — Мне не грозит голодная смерть.
Луваен схватила его за руку и поцеловала костлявые костяшки пальцев.
— Ты позовешь меня, если я тебе понадоблюсь?
— Нет.
Она сверкнула глазами:
— Баллард…
Он свирепо посмотрел на нее в ответ:
— Я не узнаю тебя, женщина. Мне повезет, если я смогу произнести хоть слово вместо рычания, — он ответил на ее жест и поцеловал ее руку, прежде чем разжать ее пальцы и отступить дальше в камеру. — Если ты хочешь помочь мне, помоги остальным с Гэвином, — его глаза вспыхнули, как только что зажженные факелы. — Мой сын — это то, ради чего я дышу, Луваен.
Он отвернулся от нее. Она постояла там несколько мгновений, глядя ему в спину, прежде чем оставить его в одиночестве.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Она нашла Магду у кухонного очага, переворачивающую мясо на вертеле. Кухарка подбородком указала на два кувшина на соседнем столе:
— Эль или кэсир?
Луваен взяла кубок из одного из шкафов, стоявших вдоль стен.
— И то, и другое, — сказала она.
Остаток дня тянулся. К вечеру настроение Луваен испортилось, и она так внимательно прислушивалась к любому звуку из комнаты в виде колодца, что у нее зазвенело в ушах. Атмосфера за ужином была такой же веселой, как и у скорбящих на кладбище. Эмброуз уставился вдаль, теребя нижнюю губу большим и указательным пальцами, пока его еда остывала. Цинния, глаза которой почти распухли от слез, так часто шмыгала носом, что Луваен пришлось поменяться с ней местами на скамейке, чтобы раздраженная Магда не пырнула ее своим кухонным ножом. Кларимонда и Джоан мудро решили поесть у очага, подальше от напряжения, висевшего вокруг остальных, более густого, чем тушеное мясо, которое никто не ел.
Только потом Луваен пришла в солар, и то только потому, что не хотела тащить прялку обратно в свои покои. Она засиделась далеко за полночь, и стук педали составил ей компанию. В комнате стало так темно, что она пряла, используя привычное прикосновение вместо зрения. На рассвете первые мучительные крики из тюремной комнаты разнеслись по всему замку, и ее пальцы начали кровоточить. Она продолжала прясть, стиснув зубы и обжигая пальцы, пока Цинния не вошла в солар с факелом в руке. Легкое прикосновение к плечу вывело ее из оцепенения. Она спустила ногу с педали, смутно ощущая онемение в икре и бедре. Вращающееся колесо замедлило ход и, наконец, со скрипом остановилось.