Упрямый Галилей
Шрифт:
Иными словами, Риккарди уже имел некие инструкции от Урбана VIII, но сообщить их он мог только доверенному лицу. Кроме того, Padre Maestro понимал, что в создавшейся ситуации он должен либо лично просмотреть рукопись, либо, если ее присылка в Рим технически невозможна и цензором будет кто-то другой, передать этому другому цензору полученные от папы наставления. Формально, конечно, ничто не мешало Риккарди сообщить соответствующие инструкции отцу Стефани – как он и обещал сделать это ранее, – но только формально. Кандидатура фра Джачинто отца Мостро никак не устраивала по причинам, указанным выше. Риккарди нужен был не слезливый старик, но жесткий цензор, который заставил бы Галилея привести книгу в приемлемый для Урбана VIII вид. А Padre Maestro остался бы при этом в стороне, разводя руками и всячески утешая ученого, с которым он был счастлив жить в одну эпоху.
Когда письмо Риккарди показали Галилею, последний нашел только одно слово для выражения своего отношения к написанному – disgusto (отвращение), о чем он тут же написал Чьоли 778 . Падре Мостро почти целый год тянул время, ничего не предпринимая, вынуждая его (Галилея) ожидать окончательного решения, и теперь он начинает ту же игру с великим герцогом. Этого нельзя более терпеть.
Предложение Галилея сводилось к следующему: было бы хорошо, если б его светлейшее высочество как можно скорее собрал совет с участием Чьоли, графа д,Эльчи и других consultore, пользующихся доверием великого герцога, с приглашением флорентийского инквизитора, отца Стефани и прочих влиятельных и высокопоставленных лиц, на котором присутствующие обсудят сложившуюся ситуацию. Пусть они посмотрят на все исправления, внесенные Риккарди, Висконти и Стефани, и убедятся, «сколь незначительна (quanto leggieri)» была их правка 779 ,
778
Ibid. P. 258.
779
Правка действительно была незначительной, поскольку отец Риккарди по занятости другими делами и по причине отсутствия у него всей рукописи «Dialogo» не имел возможности вносить в текст серьезные исправления, а отец Стефани и Висконти оказались полностью под влиянием Галилея (не говоря уже о том, что у Висконти в конце 1630 года появились иные проблемы в связи с делом Моранди).
780
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 260.
Не менее любопытна апелляция тосканского математика к авторитету Фердинандо II. Галилеем искусно создавалась ситуация, когда публикация «Dialogo» становилась не только его личным делом. Речь теперь шла о большем – о престиже великого герцога. В принципе, Галилей нажимал именно на те педали, на которые и следует нажимать в подобных ситуациях, когда есть возможность представить свое дело как вопрос государственного значения и, что особенно важно, престижа первого лица государства. Но Чьоли так далеко не пошел, он просто попросил Никколини еще раз поговорить с Риккарди и потребовать, чтобы тот, как и обещал, немедленно отослал необходимые инструкции генеральному флорентийскому инквизитору Клементе Эджиди да Монтефалько. Чьоли рассудил правильно – теперь во Флоренции имелось письмо, собственноручно написанное Риккарди, где тот ясно заявляет, что именно необходимо сделать для получения разрешения на печатание «Dialogo». Вот пусть каждая сторона и будет четко следовать изложенному в этом письме порядку действий.
Риккарди понял – больше тянуть время ему не удастся, и 24 мая 1631 года он написал письмо Эджиди, где изложил требования Урбана VIII:
Ваше Высокопреподобие может полагаться на собственные полномочия и разрешать или не разрешать книгу, никоим образом не ставя себя в зависимость от моего рассмотрения (potr`a valersi della sua autorit`a, e spedire o non spedire il libro, senz’altra dependenza dalla mia revisione). Однако я хотел бы напомнить вам, что наш господин (Nostro Signore) 781 считает, что заглавие и предмет (soggetto) [книги] не должны быть посвящены приливам и отливам, но исключительно (assolutamente) математическому рассмотрению позиции Коперника относительно движения Земли с целью доказать, что если не принимать во внимание Божественное откровение и Священное учение, то, опираясь на эту позицию, можно спасти явления, сведя тем самым на нет (sciogliendo) все контраргументы, которые могли бы представить опыт и перипатетическая философия. И потому никоим образом не следует считать это [коперниканское] мнение абсолютно истинным, но лишь гипотетическим и не связанным со Священным Писанием.
Надлежит также показать, что эта работа написана только с целью продемонстрировать, что нам (то есть церкви. – И.Д.) известны все доводы, которые могут быть приведены с этой стороны (то есть со стороны коперниканцев. – И.Д.), и что не по незнанию [этих доводов] (non per mancamento di saperle) был принят декрет в Риме (имеется в виду декрет от 5 марта 1616 года о включении книги Коперника «De revolutionibus orbium caelestium» в Индекс запрещенных книг. – И.Д.). В этом должна состоять суть начала и заключения книги, которые я вам отсюда вышлю надлежащим образом просмотренными. При выполнении этих условий книга не встретит здесь, в Риме, никаких препятствий 782 и Ваше Высокопреподобие сможет порадовать автора и услужить его высочеству, который выказал столь много заботы в этом деле 783 .
781
То есть папа.
782
А.Э. Штекли дает другой перевод: «будут устранены все препятствия для печатания книги в Риме» (в оригинале: «con questa caudizione il libro non haver`a impedimento alcuno qui in Roma»). Видимо А.Э. Штекли полагает, что Риккарди настаивал на печатании «Dialogo» только в Риме «и нигде иначе» (Штекли А.Э. Галилей и публикация его «Диалога»… С. 116 – 117). Это не так (в противном случае какой смысл было Риккарди инструктировать Эджиди?). Отец Мостро добивался другого: выполнения Галилеем предписаний Урбана VIII, ибо только тогда (как надеялся Риккарди) никто в Риме, то есть в римской курии, не будет препятствовать публикации книги, где бы она ни печаталась. Imprimatur Риккарди действовал в пределах Папской области, но следить за неукоснительным соблюдением указаний Святейшего (коли уж все дело оказалось, как бы мы сегодня сказали, под контролем первого лица государства) он был обязан независимо от того, в каком городе Италии печаталось сочинение.
783
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 327.
Во-первых, обращает на себя внимание то обстоятельство, что Риккарди так и не удосужился внимательно просмотреть около 10 страниц предисловия и заключения «Dialogo». Впрочем, возможно, это было элементом его стратегии затягивания времени. Во-вторых, Риккарди решил, что в создавшейся ситуации, когда рукописи всей книги ему не видать, а давление со стороны тосканского двора – благодаря ловкой политике Галилея – все растет и Урбану VIII явно не до «Dialogo» 784 , самое лучшее – свалить всю работу (и значительную часть ответственности!) на флорентийского инквизитора, пусть тот действует, опираясь «на собственные полномочия». Конечно, если скандал разразится, то и ему, Риккарди, тоже достанется, но иного выхода нет. В-третьих, письмо Padre Maestro указывает на его желание по возможности ладить со всеми – и с его высочеством, и с его святейшеством.
784
Кстати, текст письма явно свидетельствует, что никаких новых конкретных указаний от папы отец Мостро не получал, он перечислил лишь то, что было хорошо известно уже давно. Чтобы написать подобные инструкции, Риккарди вообще мог не разговаривать на эти темы с Урбаном. Разве что требование изменить заглавие могло исходить непосредственно от Святейшего, да и то в развитие его общей позиции по отношению к науке вообще и к теории Коперника в частности. Если в названии будет говориться о приливах и отливах как главной теме книги, то это может навести на мысль, что автор делает акцент на физическом доказательстве истинности коперниканской идеи движения Земли, а не на рассмотрении концепции Коперника как математического приема для «спасения явлений» или как недоказанной, а возможно, и недоказуемой гипотезы.
Эджиди прочитал письмо Риккарди, вежливо поблагодарил, заверил, что все сделает, как велено, и отдал рукопись Галилея… отцу Стефани, «Padre di molto valore» 785 .
Прошло еще почти два месяца, и Галилей с помощью Никколини «дожал» – таки Риккарди – 19 июля 1631 года тот, наконец, выслал во Флоренцию предисловие книги, оговорив, что Галилей может делать любые стилистические изменения, но без искажения смысла текста 786 . Заметим – Эджиди получил только предисловие, к которому падре Мостро сделал приписку, где указал, что заключение книги должно находиться в полном согласии с ее началом и автору непременно следует привести аргумент Урбана VIII о божественном всемогуществе, что успокоит даже те умы, которым доводы коперниканцев покажутся убедительными 787 .
785
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 328.
786
Ibid. P. 330.
787
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 330.
Таким образом, относительно содержания заключительных страниц «Dialogo» Галилей получил лишь общие указания, а не сам текст, в который он мог бы вносить лишь стилистическую правку, как это было в случае с предисловием. Поэтому некоторые биографы Галилея полагают, что если бы Риккарди прочитал текст заключения, внеся туда соответствующие исправления и добавления, то скандала (и последующего процесса) удалось бы избежать 788 . Но Риккарди этого не сделал, и Галилей вложил слова о божественном всемогуществе в уста Симпличио (а кто еще из героев «Dialogo» должен был урезонивать добрым перипатетическим словом «химеры и паралогизмы» Сальвиати?! 789 ), что и вызвало гнев Святейшего 790 . Другие историки с такой трактовкой событий не согласны. Например, А.Э. Штекли:
788
Shea W.R., Artigas M. Galileo in Rome… P. 155.
789
Некоторые историки полагают, что Галилею следовало бы вложить тезис Ореджи – Урбана о божественном всемогуществе в уста Сагредо, «модератора» полемики. Мол, тогда бы Святейший не обиделся (см., например: D’Addio M. The Galileo Case… P. 113; Moss J.D. Novelties in the Heavens… P. 294). Я думаю, что, поступи Галилей так (для чего ему пришлось бы пожертвовать логикой развития характера данного героя, что тосканцу, наделенному хорошим литературным вкусом, было бы нелегко сделать), это мало бы что изменило по причинам, изложенным далее в основном тексте.
790
Например, Сантильяна полагал, что, дав одному из персонажей «Dialogo» имя Симпличио, то есть Простак, Галилей совершил «тактическую ошибку», и поразительно, недоумевает Сантильяна, что «ни сам Галилей, ни его сторонники этого не осознали» (Santillana G. de. Processo a Galileo: studio storico-critico… P. 347 – 351). Вопрос о выборе Галилеем имени собеседника-перипатетика не раз затрагивался в литературе, см., например: Costanzi E. La Chiesa e le dottrine copernicane… P. 273 – 281; Gebler C. di. Galileo Galilei e la Curia romana… Vol. I. P. 214; Favaro A. Oppositori di Galileo. VI. Maffeo Barberini… P. 26 – 29; Banfi A. Vita di Galileo Galilei… P. 234 – 235; Paschini P. Vita e opere di Galileo Galilei… P. 605 – 607.
Трудно согласиться, – продолжает Штекли, – …что итальянское Симпличио означает по-русски «Простак». Имя Симпликий или Симплиций вовсе не имело какого-либо негативного оттенка. Был даже папа римский Симплиций, приобщенный к лику святых. У католиков его поминают 12 марта (10 марта, если быть совсем точным. – И.Д.). <…> Прилагательное simplex означает не только «простой», но и «правдивый, честный, прямодушный». Кстати, в русском издании «Диалога»(М.; Л., 1948. С. 359) кратко и правильно сказано: Симплиций (лат.), Симпличио (итальян.) – весьма заслуженный комментатор Аристотеля, живший в VI веке» 791 .
791
Штекли А.Э. Галилей и публикация его «Диалога»… С. 117 – 118.
Получается, что, дав третьему персонажу «Dialogo» имя Симпличио, Галилей его как бы особо уважил. Действительно, представляя собеседников, Галилей не приминул заметить:
Не будет позабыт также добрый перипатетик; по причине крайней его приверженности к комментариям Симплиция мне показалось уместным, не называя собственного его имени, заставить его выступать под именем любимого им автора 792 .
В целом замечание А.Э. Штекли заслуживает внимания, но вместе с тем необходимо учесть, что читателями «Dialogo», в том числе и в римской курии, наделение собеседника-перипатетика именем Симпличио вполне могло восприниматься как ирония и даже как издевка со стороны Галилея, независимо от того, каковы были истинные мотивации последнего. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что спустя полтора года после процесса Б. Кастелли писал Галилею, как он, фра Бенедетто, в беседе с кардиналом Антонио Барберини (братом Урбана VIII) заверял его высокопреосвященство, что это не более чем «клевета, возведенная на Вашу милость, будто в “Dialogo” Вы намеревались под именем Симпличио выставить персону, достойную величайшего почета и уважения». «Я убеждал его высокопреосвященство, – продолжал Кастелли, – …что подобные клеветнические измышления совершенно ложны» 793 . Вполне возможно, что кардинал Антонио Барберини передал слова Кастелли Урбану. Во всяком случае, известно, что позднее, в беседе с французским послом (и некогда учеником Галилея в Падуанском университете) Франсуа де Ноайлем, Святейший отметил, что всегда заступался за Галилея и что он (Урбан) понимает, что Галилей вовсе не намеревался изображать папу в образе Симпличио, но тем не менее его (Урбана) тезис о божественном всемогуществе не нашел в «Dialogo» правильного объяснения 794 . Не лишне также напомнить, что и в следующей книге Галилея – «Discorsi e Dimonstrazioni matematiche intorno a due Nuove Scienze (Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых наук)», над которой он работал в 1633 – 1635 годах и которая была впервые издана в Лейдене в июле 1638 года, – фигурирует все тот же Симпличио, над которым все так же подтрунивает Сальвиати, хотя после процесса ученый всячески старался быть осторожным.
792
Галилей Г. Диалог… С. 554. Здесь, правда, есть одна тонкость. Симпликия, комментатора libri naturalis Аристотеля, ренессансные перипатетики действительно весьма почитали. Но перипатетики в эпоху Галилея были разные, и далеко не все из них слепо следовали каждой фразе Стагирита. Мнения этих последних, «more enlightened, progressive Aristotelians», как их назвал Ж. Мосс (Moss J.D. Novelties in the Heavens… P. 267), не были отражены в «Dialogo». Галилей предпочел ввести в свою книгу упорного консерватора, ибо так легче было вести полемику.
793
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XVI. P. 363.
794
Ibid. P. 450.
На мой взгляд, дело не в том, подразумевал ли Галилей, давая имя своему персонажу, «заслуженного комментатора Аристотеля», или же намеревался навести читателя на определенные и рискованные для автора трактата этимологические размышления. Важнее иное. «Dialogo» завершается итоговыми репликами его участников: Симпличио, Сальвиати и Сагредо. Симпличио, похвалив аргументацию Сальвиати, признается в двух вещах: а) перед его «умственным взором всегда стоит надежнейшее и непоколебимейшее учение, некогда воспринятое… [им] от особы ученейшей, имеющей высокий духовный сан» (то есть речь идет о доводе Урбана VIII, согласно которому Бог «своим бесконечным могуществом и премудростью» «многими способами, даже непостижимыми для нашего ума» может «сообщить элементу воды попеременное движение, которое мы в ней замечаем» и б) что он, Симпличио, «не все вполне понимает» в теории приливов, изложенной Сальвиати 795 . В итоге смысл заключительных абзацев «Dialogo» сводится к тому, что рупор «ученейшей особы», имеющей, к тому же «высокий духовный сан», не в состоянии понять в полной мере доводы Сальвиати – Галилея, но тем не менее берется их опровергать 796 . Более того, Симпличио прибегает к аргументу о божественном всемогуществе именно тогда, когда он не понимает доводов собеседника. Получается, что представление о Potentia Dei absoluta (излюбленный тезис Урбана) противопоставлялось не естественной причинности, а неспособности отдельных персон понять научную аргументацию.
795
Галилей Г. Диалог… С. 554; в оригинале это признание перипатетика звучит жестче, чем в русском и английском переводах: «Io veramente non ne resto interamente capace», то есть Симпличио признается в неспособности понять до конца доводы Сальвиати.
796
Подобно тому, как Ореджи, теолог Урбана VIII и близкий ему человек, каждый раз обращался к тезису о божественном всемогуществе, когда не удавалось согласовать натурфилософские и теологические утверждения.