Услышь мой голос во тьме
Шрифт:
«Накручивал себя. И из-за этого пал во Тьму, готова поспорить. Твой разум — твоя собственная тюрьма, милый Бен», — пришло Рей на ум и ранило её.
— Ты мне не отвратителен, — повторила она с уверенностью — так, чтобы он понял это ясно. — Садись рядом, — её тело дрожало, но Рей захмелела от страха и уже питала им свою решительность, — давай вместе поедим и молча посмотрим вдаль, как два дурака.
— От такого заманчивого предложения грех отказаться.
Бен присоединился к ней, развернув на коленях хлопковую салфетку, и взглянул туда, куда смотрела Рей, пытаясь угадать, какие чувства она сейчас могла испытывать. Сизо-голубая дымка постепенно нависала над
— В смысле, можно было взять… но ладно, — Бен смущённо рассмеялся, и Рей резко затормозила, осознав наивную беспардонность своих действий.
— Какая же я идиотка! — отпрянула и стыдливо зажмурилась, помотав головой.
— Я как-нибудь переживу, — поспешил снисходительно успокоить.
— Ну, конечно, надо было просто взять…
— Рей, — его голос зазвучал покровительственно и спокойно, — посмотри на меня, пожалуйста: всё в порядке, — утешительно кивнул.
«До чего отрадно вновь слышать моё имя на его губах», — только и промелькнуло в её голове. Она кивнула ему в ответ, расслабилась и протянула ноги в сытом довольствии. Задрала кверху голову и увидела перед собой в вышине чёрные верхушки сосен и елей, похожие на наконечники стрел, летящих в небо, чтобы поразить выстрелом мерцающие звёзды. Бен взглянул на её очарованное лицо и тоже обратил взор к сиренево-синей высоте. В вечерней прохладе лес пах ещё сильнее и чище, раздался стрекот ночных насекомых, воздух становился влажным и обволакивающим.
— Мне так хорошо и красиво, — заворожённо шепнула Рей.
— Тебе красиво? Интересно… — чуть сдвинул брови.
— Я звучу нелепо, да?
— Не звучишь. И мне нравится: наверное, иначе описать не представилось возможным. Знаешь, иногда коверканье слов и выражений звучит красноречиво и как-то даже лично. Просто так никто никогда не говорил на моей памяти.
— Митч мне сказал, что твоя память теперь как решето.
— Это так, — опустил голову и помрачнел. — Но я не уверен, что старая жизнь мне теперь понадобится.
— Правда? — её голос дрогнул, Рей посмотрела на Бена.
— Это трудно объяснить да и ни к чему. Мне нравится, как всё складывается сейчас, а прошлое пусть и сгниёт: вряд ли оно полностью было таким, как я сам того желал.
— А ты… ты многое не помнишь? В смысле, хотя бы родных-то помнишь?
— Я плохо помню последний год своей жизни, всё словно в тумане. И, кажется, моя память целиком выкинула существование некоторых людей. Может, я был эмоционально опустошён из-за кого-то, а забвение что-то вроде защитного механизма психики? Не знаю. Одни догадки.
— Это очень грустно, — она захотела спросить, не пытался ли он что-либо предпринять, чтобы вспомнить или найти тех, кого позабыл, но поняла, что это чересчур личный вопрос. Свыкнуться с мыслью, что они вновь чужие друг другу, было подобно пытке.
— Возможно. Но грустить я больше не собираюсь, —
— А чем ты сейчас вообще занимаешься? — прервала молчание Рей, которой хотелось вобрать по крупицам его новое существование здесь как можно более полно. Правда, ей и в голову не приходило, как мог жить Бен Соло. Она знала его лишь Кайло Реном — Верховным лидером плохих парней, с мощной, но изящной поступью, размахивающим грозным красным сейбером.
— Митч тебе, кажется, не говорил, что как раз о своей работе я могу толковать часами не затыкаясь?
— В самом деле? — удивлённо вздёрнула брови.
— Я работаю в Пайн-Порте. Проще будет сказать, что я обслуживаю прибывающие судна, но это абсолютно не даст полную картину того, чем я занят там весь день: только что унитазы для персонала не протираю… А, нет, один раз протирал! — захохотал Бен, приложив кулак к губам.
Рей не могла отделаться от чувства, что он казался ей незнакомцем. Но огорчения из-за этого она не испытывала, потому что новый Бен Соло больше не был сломанным и брошенным. Теперь он был тем, кто отправился в собственный путь, и, кажется, был счастлив жить так, как хочет.
— Мне по нутру, что я нужен этому месту, я вижу, что приношу пользу и без меня не могут обойтись. Это как раз по мне. Тщеславие, да, но оно питает меня. Единственное, что раздражает — это власть стариков. Гринсток настолько пропитан старьём и простоем, что ощущение, будто плесень на всём: на домах, на предприятиях, на лицах, на вещах, на убеждениях и взглядах.
— А мне в этом видится уют, — Рей коснулась носком смолистой шишки, обсыпанной засохшими хвоинками, и стала легонько катать её взад-вперёд. — Нет, я понимаю, что ты имеешь в виду, но вижу это иначе. Меня оно не тяготит. К тому же в городе, насколько я слышала, немного другая атмосфера, современнее и быстрее, нежели здесь.
— Зато губернатор города мерзкий старикан, без спроса лапающий молодых девиц. Когда он не думает о том, к кому бы «пристроиться», пока ещё не посыпались кости, он принимает бесполезные поправки к местному законодательству и даёт распоряжения о нововведениях, которые ничего не меняют и не улучшают жизнь горожан. А знаком я с ним, потому что он древний приятель моего древнего начальника, — презрительно вздёрнул подбородок.
— Вот загнул, — прыснула Рей, — может, ты преувеличиваешь? Я имею в виду, что ты слишком беспокоишься, и проблемы из-за этого кажутся глобальнее, чем они есть.
— Возможно, эти старики рассуждали так же, поэтому допустили застой. Не стали себя слишком обременять переживаниями, — сыронизировал Бен.
— Ты тоже можешь стать таким же стариком в итоге, только очень уставшим и замучившим себя неспособностью достигнуть совершенства и чувством вины, — она ответила на его сарказм без насмешки, напротив, как показалось Бену, с искренним сочувствием.
«Всё-то ему нужно выкрутить на полную. Никаких компромиссов, одни крайности», — с сожалением думала Рей. Бену до дрожи нравилось, что она не сдавалась перед его острыми высказываниями. Пыталась понять его, но не лебезила.
— Хм, может, ты и права, — неожиданно для самой Рей сыграл в поддавки.
— Вы там чего, обожрались и в кому впали? — раздался позади дурашливый голос Митча. — Давайте к нам, хватит секретничать!
Бен и Рей взглянули друг другу в глаза с тем печальным молчанием, которое яснее всего говорило о том, как им не хочется никого пускать в установившийся между ними мирок откровения. Они изучали отблески мутного света в зрачках друг друга и пытались разгадать неозвученные чувства в изгибах черт.