Утреннее шоссе
Шрифт:
Был он человеком, который когда-то потерял власть над собой… Иные в таких случаях казнят себя за слабость. Одинцов же никогда не казнил, и это стало сущностью натуры Серафима Куприяновича. Больше того, теперь ему казалось, что он вновь обрел власть над собой.
С того момента, как Одинцов ощутил себя поистине богатым человеком, он перестал интересоваться деньгами. Он их не замечал, как не замечают биение здорового сердца. Его захватывал азарт, предвосхищавший какую-либо деловую операцию. Азарт занимал его целиком, составлял суть каждого прожитого дня. Серафим Куприянович искал в своих делах все новые игровые ситуации, сознавая, впрочем, что это вовсе не игра.
А ведь было время,
Карьера Серафимушки началась с трудов праведных. Но множество всяких устаревших инструкций и положений как-то усмиряло рвение молодого специалиста, сбивало пыл, заставляло проявлять изворотливость. Это само по себе любопытно: чтобы вершить нужное дело, нередко надо искать лазейки, нарушать закон – вот парадокс, к которому пришел Серафимушка. Да, он был прилежный ученик. Извлекая все новые полезные для себя уроки, не забывал старых. Он старательно их повторял, зная, что придет момент, когда они пригодятся.
Одним из самых важных уроков, которые извлек Серафим Одинцов, было презрение к жадности. Иногда человеку кажется, что он достиг всего и может позволить себе быть жадным, не пряча особенно это качество от окружающих – плевать ему на общественное мнение. Но именно тут-то он и пробивает брешь в корабле, строительству которого посвятил всю жизнь. Конечно, Серафим Одинцов не был тем бесшабашным добряком, который зачастую вызывает у окружающих подозрение и даже испуг. Он знал границу, за которой кончается добродетель и начинается деловой расчет. Но это не отпугнуло тех, кто был ему полезен, а лишь упрочило положение Серафима Куприяновича, втягивая в орбиту его влияния людей, нужных ему и занимающих весьма высокое общественное положение в городе.
Взять одну из самых доходных операций Одинцова, связанных с изделием, которое выпускала крупная зарубежная текстильная корпорация. Надо было не только наладить закупку партии дорогостоящего импрегнатора, но и надежно организовать доставку этого материала в страну. Не каждый капитан захочет рисковать: контрабанда сурово карается во всех странах. Но Одинцов решил эту задачу, повязав преступной цепью десятки людей. Зачем ему нужно было лезть в авантюру? Разве мало других испытанных способов получить огромные дивиденды? Просто Одинцов стал случайным участником беседы заинтересованных лиц, и азарт не мог оставить его в стороне от столь заманчивой и столь острой ситуации. Человек честолюбивый, он возглавил дело. Не легкомыслие толкнуло его на эту авантюру, а испытанная годами удачливость. Преступников уровня Серафима Одинцова нелегко посадить на скамью подсудимых. Слишком уж они гладкие – не ухватить. Связи, взаимовыручка – это еще полдела. Главное – внешнее законопослушание. К тому же их прикрывают такие мудрецы, как Виталий Евгеньевич Гусаров, неспроста прозванный Параграфом, что в переводе с греческого означает: «часть текста, имеющая самостоятельное значение». Именно Серафим Куприянович увидел в белобрысом флегматичном адвокате фигуру, способную самостоятельно мыслить и принимать решения. А такой человек нужен был Серафиму Куприяновичу…
До конца рабочего дня оставалось полчаса.
В глубине просторного здания службы материально-технического снабжения пароходства тяжело ухали двери.
Обычно к вечеру накапливались нерешенные вопросы, подваливали экспедиторы
В папке, которую держал на коленях Гусаров, лежали бумаги, относящиеся именно к таким делам. Это была переписка о докомплектовании мебели для кают-компаний судов. Изготовленный за рубежом из специальных сортов дерева, с применением украшений и хрустального стекла, подобный набор мог облагородить самую изысканную гостиную. И стоил он не дешевле последней модели легкового автомобиля…
До полного комплекта почти в каждом из тридцати наборов не хватало каких-то пустяков. Однако именно это вносило путаницу в отношения с заказчиками и открывало возможность злоупотреблений. Надо было только решить, какое количество заказанной мебели есть смысл переправить с территории порта, чтобы впоследствии распорядиться ею по своему усмотрению. Если передать кораблям часть предметов из каждого набора, то из оставшихся можно свободно составить десять полных гарнитуров для своих нужд.
Верный своим принципам, Серафим Куприянович Одинцов обсуждал в стенах кабинета вопросы, касающиеся интересов дела. Это потом, после работы, по дороге домой, он вскользь даст понять своему помощнику, как распорядиться судьбой десяти хрустально-латунных гарнитуров. Остальное, как говорится, дело техники.
– Ну и что пишут наши друзья-демократы? – спросил Одинцов у Гусарова.
– Предлагают раскомплектовать наборы и дослать им дефектную ведомость для учета неустойки. Представителя командировать отказываются.
– Деловые люди, – ухмыльнулся Одинцов. – Все на доверии.
– Видимо, не первый случай, – сказал Гусаров.
Он бросил быстрый взгляд на утлую фигуру всемогущего Серафима. Элегантный темно-серый костюм делал хозяина несколько стройнее. Белый крахмальный воротничок оттенял смуглую шею, распаханную морщинами.
– Вы верите в сны, Виталий Евгеньевич? – спросил Одинцов.
– Очень, – оживился Гусаров. – А что вам снилось?
И оживление это не прошло незамеченным. Одинцов усмехнулся и хрустнул костяшками тесно переплетенных пальцев.
– Хотите знать, что ждет меня в будущем? Ха-ха… Тогда внимательнее следите за своими снами, Виталий. Мы ведь связаны одной веревкой. Правда, в отличие от вас у меня застарелая язва и куча других хвороб – наследство бурной молодости… Мне снился капитан Рой с чумной посудины «Двадцатый век».
Гусаров вяло кивнул белобрысой головой.
Капитан Рой был тем самым авантюристом, который доставил из Роттердама последнюю партию импрегнато-ра. Гусаров встретился с ним за коктейлем в Морском клубе, оговорил юридическую сторону косметического ремонта некоторых помещений корабля, изрядно потрепанных во время шторма. Кстати, прикрываясь ремонтом, и удалось заполучить импрегнатор минуя дотошных таможенников…
– Не падайте духом, Виталий Евгеньевич… Во сне капитан явился мне в обличье рыбы.
– Рыба – это к болезни, – промямлил Гусаров. – А рыба в образе бравого капитана Роя явно к трипперу.
– Ну, это уже не по моей части, – улыбнулся Одинцов. – Говорят, рыба к неприятностям.
– Неприятности вам не грозят. – В тоне Гусарова появилась грубая, несдержанная нота. В подтексте его реплики отчетливо звучала мысль о том, что благодаря ловкости хозяина ответственность за многие дела ляжет на плечи его, Гусарова Виталия Евгеньевича. И не надо строить из себя мученика: он, Гусаров, все отлично понимает, но ничего не может поделать – повязан…