Утренний бриз
Шрифт:
Куркутский подтвердил и это.
В яранге стало очень тихо. Люди даже перестали прихлебывать чай. Они не понимают, почему же посланцы великого вождя Ленина так поступили? За что же отобраны товары у коммерсантов, за что убит Малков? И как же быть им всем, оленеводам? Многие должны американским купцам, многие Малкову. У кого теперь оленеводы смогут обменивать шкурки горностая, песца, белки, выдры, Других зверей на охотничьи припасы, на табак, чай? Кто у них будет брать оленей за товары?
Оленеводы уже без прежнего восторга и расположения смотрели на гостей. Куркутский ждал
— Плохо, когда волк убьет оленя? — спросил вдруг Куркутский.
— Ии-ии-ия! — покачали головами оленеводы. — Ок-кой! Плохо.
— Плохо, когда человек обманет человека? — задал, новый вопрос Куркутский.
Оленеводы знают, что ничего не может быть постыднее обмана. Они единодушны в этом своем мнении, но им непонятно, почему приехавший об этом спрашивает. Их любопытство растет, не дает покоя, и Куркутский, посасывая, как и все, свою трубку, начинает говорить:
— Американские купцы обманщики. А Малков все равно что волк. Только он хуже волка. Зверь убьет оленя, насытится и уйдет. Он не будет убивать оленей, если не голоден.
Куркутский неторопливо рассказал о гибели Новикова, и это потрясло слушателей.
— Сделал это Малков за то, что раскрыли его обман. Сколько он вам давал за шкурку песца?
В этот поздний вечер оленеводы стойбища Средней Реки узнали, что за пушнину, за оленей они получали намного меньше, чем следовало. Они узнали, что их точно так же обманывали и американские купцы. Об этом прослышал великий вождь Ленин и прислал своих родичей-большевиков защитить людей от несправедливости.
— Великий вождь Ленин просил своих родичей-большевиков передать вам, — Куркутский говорил громко и торжественно, — что вы ничего не должны купцам. У вас нет долгов. А шкурки и оленей у вас Советская власть будет покупать по справедливой цене.
— У нас нет долгов? — наперебой спрашивали чуванцы. — Мы ничего не должны купцам?
— Да! Да! — подтвердили Дьячков и Куркутский. — У вас нет долгов!
Для Оленеводов это оказалось приятной неожиданностью. Каждый подсчитывал, сколько же у него сбережется теперь шкурок и оленей и сколько он на них получит товаров. Много! Конечно много, если теперь торговля пойдет такая, какую наказал вести великий вождь Ленин. Чуванцам уже не терпелось скорее произвести обмен по-новому, и они очень обрадовались, когда Куркутский сказал:
— Новая власть, Советская, хочет купить у вас оленей. За них будут даны товары по справедливости.
— Где товары? В Марково ехать? В Усть-Белую? — сразу же посыпались вопросы. Был разгар охоты, и чуванцам не хотелось ее прерывать, упускать удачливое время. К тому же и олени у них сейчас были тощие. Далекого перегона не выдержат. В то же время так хотелось поторговать по-новому.
— Нет, в Марково не надо, — ответил Куркутский. — Подгоняйте табун оленей к Ерополю.
— К Ерополю? — разочарованно прозвучали в разных углах яранги голоса, и веселый шум стих. Приподнятое настроение стало падать. Кто-то крикнул:
— В Ерополе нет товаров! Из Ерополя просили дать оленей. Рэнто сказал не давать! Купцы сердиться будут!
— В Ерополе нет товаров. Вы правы, —
Предложение Куркутского было встречено бурей восторга.
Куркутский кивнул Дьячкову.
— Тащи с нарт все, что привезли. Будем делать подарки.
Двое чуванцев помогли Дьячкову внести в ярангу мешки. Собравшиеся смотрели на них с любопытством.
Дьячков и Куркутский доставали из мешка что попадалось под руку и вручали столпившимся чуванцам. Кому досталась пачка табаку, кому плитка чаю, кому пакет сахару или коробка патронов… В яранге было весело, шумно. Чуванцы радовались подаркам, показывали их друг другу, тут же обменивались ими… Кто-то спросил о веселой воде, но Куркутский ответил, что ее нет у него. Чуванцы с сожалением покачали головами и снова занялись подарками…
Когда мешки опустели и люди стали расходиться, к Куркутскому подошел Рэнто. Богатый оленевод дружелюбно смотрел на приехавших:
— Моя яранга большая. Полог просторный. Жены молодые. Пойдем ко мне спать.
Первым движением Куркутского было отказаться от приглашения, но тут он заметил, что многие чуванцы, находившиеся поблизости, слышали слова Рэнто и отнеслись, к ним с таким неприкрытым удовольствием и гордостью, точно они приглашали к себе гостей сами. Нельзя было не считаться с влиянием Рэнто, и Куркутский, догадываясь, что, воспользовавшись гостеприимством Рэнто, он только больше расположит к себе чуванцев, согласился.
Утром Дьячков покинул стойбище Средней Реки. Куркутский остался…
— Когда чуванцы оленей к Ерополю пригонят? — спросил Чекмарев, едва Дьячков закончил рассказ.
— На пятое марта, — посчитал по пальцам Дьячков.
— Какие товары в обмен на оленей нужно везти?
— Патроны, чай кирпичный… Вот, у меня список есть, — Дьячков достал из кармана листок бумаги, протянул Чекмареву. — Куркутский здесь написал.
Василий Михайлович быстро просмотрел список, кивнул:
— Эти товары есть! На ярмарку поедем все. С чуванцами не торговаться. Сколько захотят за оленей, то дать…
— Заломят такое… — начал Каморный.
Дьячков возразил:
— Чуванцы народ честный, справедливый. Я сам чуванец. Я знаю свой народ.
— Правильно говоришь, Федор, — поддержал его Чекмарев. — Отбирай товары, и четвертого выезжаем. А пока будем возить товары из Усть-Белой.
Чекмарев с острым ощущением удовольствия бежал на лыжах.
Только сегодня ночью стихла пурга. И вот уже с необыкновенно высокого светлого неба ласково светит желтое солнце, нестерпимо сверкает снег. Василий Михайлович выехал на берег Анадыря. Летом этот берег крут, обрывист, а сейчас он едва приподнимается над занесенной рекой. Где-то глубоко под двойным одеялом льда и снега течет быстрая холодная вода, но еще долго, очень долго надо ждать, пока она освободится от зимнего панциря и заструится меж оживших берегов.