Увядающая надежда

Хаген Лайла

Он отвечает после короткой паузы.

— Да.

— Не стоит.

Прилив тепла наполняет меня. Я протягиваю руку, и проход между сиденьями такой узкий, что я могу коснуться его плеча. Он отдергивается, как будто я его обожгла.

— Прости. Тебе не нужно стыдиться, Тристан. Или продолжать наказывать себя за свою храбрость.

Он не отвечает, но когда я снова касаюсь его плеча, он кладет свою руку поверх моей, и какое-то время никто из нас не двигается. Я могу сказать, что он более расслаблен. Непостижимое чувство удовлетворения охватывает меня при мысли о том, что я способствовала этому и что я могу сделать его ад немного более терпимым.

Потом

он засыпает. Я размышляю, почему мне так хочется ему помочь. Или хочу ли я ему помочь? Может быть, ответ намного проще. Может быть, я просто изголодалась по человеческому прикосновению, и я делаю это вовсе не для его пользы, а для своей собственной. Нет, я знаю, что дело не в этом. Его счастье просто делает меня счастливой.

Не в силах заснуть, я начинаю с техники, которую часто использую, чтобы заснуть: воображаю водопад. Это должно меня расслабить. Я трачу на это, кажется, целый час без каких-либо улучшений. Я сдаюсь, когда Тристан начинает двигаться, бормоча во сне. Его бормотание переходит в громкие крики. Отчаянные. От них у меня мурашки бегут по коже. Сначала я остаюсь на своем месте, закрывая уши. Но ужас, который мучает его, проникает в меня до тех пор, пока мое сердце не начинает биться с тошнотворной скоростью, и я больше не могу терпеть. Я подхожу к нему, втискиваясь на его сиденье. Сиденья непомерно широкие, но я понимаю, как сильно мы оба похудели, если смогли в нем поместиться.

— Тристан, — говорю я, моя рука нависает над его плечом, неуверенная, должна ли я встряхнуть его, чтобы разбудить. Он, кажется, уже наполовину проснулся, его глаза время от времени приоткрываются, расфокусированные. Его движения становятся более дикими, более неистовыми, на лбу выступает пот. Слова, которые он бормочет, непонятны.

— Тристан, — говорю я снова, немного громче. Он сжимает мою руку, точно так же, как в ту ночь, когда у него был жар. Его глаза широко распахиваются на несколько секунд, а затем снова закрываются. В этой стране между мечтой и реальностью он придвигается ближе ко мне, пока его голова не оказывается почти на моей груди. Он так крепко сжимает мою руку, что я боюсь, как бы у меня не остановилось кровообращение, но у меня не хватает духу сказать ему, чтобы он отпустил. Хотя его хватка не ослабевает, его метания прекращаются, а дыхание становится более ровным.

— Так много погибло. Я не смог спасти их, — шепчет он дрожащим голосом. — Помочь им.

— Что случилось?

— Мы наткнулись на группу гражданских лиц. Их там не должно было быть. Мне было поручено отвести группу в безопасное место, но я не преуспел. Они все были убиты. Я вижу эту сцену снова и снова. С каждым разом это все ужаснее. В своих снах я спасаю их, а потом беру пистолет и убиваю их сам.

— Это просто кошмар, Тристан.

Жаль, что я не могу найти более утешительных слов, потому что мое сердце разрывается из-за него.

— Нет. Это более грубая версия реальности. Я не нажимал на курок. Но я действительно убил их.

После этого он вообще ничего не говорит. Возможно, он заснул, поэтому я пытаюсь пошевелиться.

— Ты можешь остаться здесь ненадолго? — спрашивает он.

— Конечно.

— Спасибо.

Через некоторое время он засыпает, и кошмары больше не возвращаются. Как, должно быть, ужасно сталкиваться с этими ужасающими образами каждую ночь и все еще переживать их каждый день. Во мне поднимается новая волна восхищения. Прошло много времени с тех пор, как я испытывала такие чувства к кому-то.

Я не могу заснуть, как ни стараюсь. Возвращение на мое место помогло бы, но об этом не может быть и речи. Тристан

держит меня в ловушке, держа за запястье и положив голову мне на грудь. Другой рукой он обнимает меня в очень крепких объятиях, как будто от этого зависит его жизнь. Возможно, так оно и есть, и он черпает в этом силу точно так же, как и я, когда ищу у него силы и утешения, когда что-то в лесу пугает меня до смерти. Мне нужно, чтобы он пережил ужасы снаружи. Он нуждается во мне, чтобы преодолеть те, что у него в голове.

Хорошо, что мы можем предложить друг другу именно тот тип силы, который нам нужен.

Глава 16

Тристан

Иногда что-то случается, и пути назад нет. Мне это хорошо известно, я пережил много таких судьбоносных моментов. Они все бросили меня во тьму, опуская меня все глубже и глубже в яму.

На этот раз происходит что — то, что вытащит меня из этой ямы — это уже происходит.

Кто-то.

И теперь, когда я нашел ее, я не могу отказаться от нее.

Глава 17

Эйми

Первое, что я делаю на следующее утро, — это принимаю душ. Обычно я сначала разжигаю сигнальный огонь, а потом принимаю душ, но я чувствую себя такой липкой, что больше не могу себя выносить. Тристан все еще спит, когда я выхожу из самолета. Прошел дождь. Лес приобретает волшебный оттенок после дождя, особенно если это происходит утром. Туман струится сквозь листву, обволакивая деревья и скрывая мокрый пол. Солнце рисует радуги почти каждый день. Я знаю это, потому что я забираюсь на вершину высокого дерева так часто, как только могу после дождя. Вначале я делала это, потому что надеялась увидеть самолет или вертолет, но теперь я делаю это, потому что мне нужно увидеть солнце. Для того, кто вырос под калифорнийским солнцем, нескольких бледных лучей, которые мы получаем под густым навесом, недостаточно.

Я вхожу в нашу импровизированную душевую кабину, пытаясь представить, что это экзотический душ на дорогом курорте, а не кабинка, сделанная из связки деревянных столбов, покрытых листьями. В душе есть три шеста, соединенные вместе сверху, чтобы удерживать плетеную корзину для воды. Если я потяну за плетеную веревку, свисающую с нее, вода потечет из полой бамбуковой трубки, которую Тристан воткнул спереди. Но прямо сейчас мне нужно больше, чтобы освежиться, чем эта тонкая струйка воды. Я хочу опрокинуть корзину, выплеснув всю воду одним огромным всплеском. Позже я заменю корзину на полную. У нас их предостаточно с тех пор, как ночью прошел дождь. Обычно я вешаю свою одежду и полотенце в душе, но так как я планирую выпустить каскад, я оставляю их снаружи, чтобы не намочить. Душ — мое второе любимое место после самолета. Корзина находится высоко, так что мне приходится подпрыгнуть несколько раз, прежде чем я хватаюсь достаточно крепко, чтобы опрокинуть ее. Я чувствую себя так, словно ступила на облака, когда вода льется на мои волосы, мое лицо, мое тело, смывая липкость. Здесь тепло, как всегда, за исключением холодного прикосновения к моей спине… Дрожь?

Или что-то в этом роде.

Я бросаю взгляд на угольно-черную змею, свернувшуюся у моих ног, прежде чем с криком выскакиваю из душа. Я несколько раз поскальзываюсь на грязной земле, торопясь убежать как можно дальше от душа. Я подбегаю к лестнице как раз в тот момент, когда Тристан спускается по ней, и начинаю болтать, неудержимо дрожа. Его руки обнимают меня за талию, он говорит что-то успокаивающим голосом, но я не слышу его из-за оглушительного грохота в ушах.

Когда мой пульс успокаивается, мне удается сказать: