Увядающая надежда
Шрифт:
— Змея. В душе.
— Она тебя укусила?
— Нет, нет. Я просто… просто… убей ее, пожалуйста.
— Расслабься, Эйми. Дыши.
— Я не хочу дышать, — кричу я, цепляясь за него, сжимая его рубашку.
— Я хочу, чтобы эта штука исчезла оттуда.
— Я позабочусь об этом. Только сначала принесу твое полотенце.
Вот тогда я понимаю, что я совершенно голая. Мои груди прижимаются к его груди. Мои соски превратились в камешки. В ужасе я отпрыгиваю от него, что делает все еще хуже, потому что теперь он может видеть меня лучше. Но он уже видел
— Змеи в душе нет; я посмотрю, смогу ли найти ее поблизости. Иди в самолет и постарайся успокоиться.
— Хорошо.
Я прячусь в самолете дольше, чем потребовалось бы, чтобы успокоиться и переодеться в свежую одежду. Глубокий и абсолютный стыд приковывает меня к месту. Интересно, есть ли способ никогда больше не выходить и не встречаться с Тристаном? Дело не только в том, что он увидел меня, а то… как отреагировало мое тело. Мои твердые соски, покалывание на моей коже. Это было не потому, что мне было стыдно.
Почему тогда?
Я играю с обручальным кольцом на пальце, чувство вины заглушает мои чувства стыда и смущения. Я помню все другие времена, когда я чувствовала себя виноватой, те времена, когда тело Тристана реагировало неподобающим образом — судорожное дыхание, прикосновение, которое заставляло его прикусывать губу. Я не понимала, почему тогда чувствовала себя виноватой. Но я думаю, что мое подсознание понимало. Я громко ругаюсь. Помолвленная женщина не должна так себя чувствовать. Даже если она не видела своего жениха больше двух месяцев. Я бы сейчас была его женой, если бы не случилось этого дерьма. Я опускаю голову между колен, изо всех сил пытаясь представить Криса, ожидающего меня у алтаря, что иронично, так как я так старалась стереть этот образ из своей головы в течение двух месяцев. Но этот образ не приходит, как и любой другой его образ, что заставляет меня чувствовать себя еще более виноватой.
Когда я набираюсь смелости снова выйти на улицу, Тристан разжигает сигнальный костер, а также обычный костер рядом с ним и жарит что-то, что выглядит восхитительно. Я думаю, он уже совершил ежедневную охоту. Отлично, потому что я умираю с голоду.
— Ты что, заснула? — спрашивает он.
— Да, ненадолго, — вру я.
— Хорошо.
Он окидывает меня обеспокоенным взглядом.
— Ты плохо отдохнула прошлой ночью, не так ли?
Я снова лгу.
— О, это было не так уж плохо.
Прошлой ночью я проспала, может быть, два часа из-за неудобной позы, в которой я была, и жар, исходивший от его тела, был удушающим.
— Мне жаль, если…
— Давай не будем снова начинать эту дискуссию, Тристан. Тебе снятся кошмары. Для меня они не имеют большого значения, просто шум. Но они имеют большое значение для тебя. У тебя больше их не было прошлой
— Да, так и есть.
— Ну, в этом-то все и дело.
Тристан кивает, перемещая птицу над огнем.
— Что ты сделал со змеей?
— Избавился от нее. Лежала на солнышке на крышке душа.
— Можем ли мы что-нибудь сделать, чтобы предотвратить попадание змей или чего-либо еще в корзину с водой?
— Я что-нибудь придумаю.
— Спасибо. Похоже, еда будет готова не скоро. Я собираюсь поискать фрукты, чтобы мы могли съесть их на ужин.
Тристан резко встает.
— Нет.
— Хм? Почему? Я делаю это каждый день.
— Я видел там несколько тревожных отпечатков лап.
Он указывает на пространство между хвостом самолета и забором.
Мой желудок подскакивает к горлу.
— Он попал на внутреннюю сторону забора? Ты можешь сказать, что это было?
Тристан качает головой.
— Это может быть ягуар.
— Ты сказал, что они редки.
— Да, ну, нам уже повезло, что мы разбились на этом холме над паводковыми водами; я думаю, нам не повезло в этом вопросе. С этого момента мы всегда будем держаться вместе.
— Но это совсем не эффективно, — протестую я.
— Как и в том, что ты можешь быть убита.
— Почему ты так пессимистичен? — раздраженно спрашиваю я.
— Я реалист. Ты понятия не имеешь, как защищаться.
— Я умею лазать по деревьям, — горячо говорю я.
Тристан оставляет все попытки сосредоточиться на нашей еде и встает, взволнованный.
— Так может каждое животное в этом лесу. Кроме того, ты сходишь с ума, когда видишь чертову змею. Как ты будешь сохранять хладнокровие, когда окажешься лицом к лицу с ягуаром?
— Это было один раз, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
— Один раз — это все, что нужно, чтобы стереть разницу между жизнью и смертью. Ты действительно ссоришься со мной из-за того, что хочешь пойти в лес одна? Ты боишься этого.
— Вот почему я всегда стараюсь держаться поближе к самолету, — выплевываю я в ответ.
— Это не подлежит обсуждению. Если возникнет чрезвычайная ситуация, которая потребует, чтобы только один из нас отправился в лес, я пойду, а ты подождешь внутри самолета.
— О, так ты можешь пойти сам, а я не могу? В прошлый раз, когда я проверяла, у тебя не было суперспособностей.
Я стараюсь держать себя в руках. Что же, черт возьми, вызвало такой вспыльчивый характер? Это не потому, что он думает, что я не могу защитить себя. Я знаю, что не могу. Я делаю глубокий вдох, роясь в голове в поисках ответа, прокручивая в голове этот разговор. В ту секунду, когда всплывает слово "ягуар", я понимаю, что послужило причиной всего этого. Я просто в ужасе — окаменела от мысли, что с ним может что-то случиться. Это пугает меня больше, чем мысль о том, что со мной может случиться что-то плохое. И тот факт, что он относится к собственной безопасности более легкомысленно, чем к моей, усиливает мои опасения.