Уйын Полоза. Книга вторая
Шрифт:
Возился он долго, но так как за все то, за что брался, доводил до конца, сколько бы времени это не занимало, спустя несколько минут, освободившиеся от пут друзья, сидели друг напротив друга, на грязной соломе, и растирая онемевшие руки, размышляли над создавшимся положением и поиском выхода из «этой задницы», — как довольно образно высказался Игорь.
— Что тут думать? У меня уже мозги кипят. Выскакиваем отсюда, валим всех подряд, кто на пути встретится и быстренько уходим в лес. Там находим Ойку, я ему сворачиваю шею, согласись, что это вполне гуманно, и вот только после
Максим не мешал ему, не видел смысла, пройдет совсем немного времени, он успокоится, придет в себя, и поймет всю абсурдность своих планов.
Художник сидел на грязном полу, прислонившись к стене, вытянув ноги, смотрел в никуда невидящим взглядом, погрузившись в себя, и думал. Ситуация действительно безвыходная. Они пленники, сидят в каком-то сарае, находящемся скорее всего в городе, возможно даже в том, в который они и стремились попасть, в Бурге, но вот только от этого почему-то не легче.
Даже если получится выбраться из этого помещения, то дальше что? Выполнить задание, и забрать у Сварга браслет? Это даже не смешно. Тогда что? Бежать? Но город они не знают, куда пробираться не известно, вокруг люди, которые им совсем не друзья, и дорогу к свободе не укажут. Судя по лучам света из щелей, сейчас или день, или утро, точно сказать невозможно, так как не известно, сколько времени они были без сознания. Если и удастся сбежать, то только ночью, поэтому ничего не оставалось как ждать.
Художник закрыл глаза.
— Ты чего, братан? Спать собрался? — Воскликнул возмущенно Угрюм, склонившись над другом. — Самое время нашел для отдыха, или тебе по барабану, что мы в ловушке и выхода нет?
— Не истери. Возьми себя в руки. Как ты собрался сейчас бежать? — Максим говорил спокойно, не открывая глаз. — Мы среди врагов, безоружные, а на улице день. Пяти минут не пройдет, как мы снова окажемся в этом хлеву, но связанными куда более тщательно, еще и под охраной, и это в лучшем случае, а в худшем нас просто пристрелят. Ты этого хочешь?
— Да прав ты, прав. Все я понимаю, да только душа горит, сил нет бездействовать. — Угрюм махнул обреченно рукой и начал маятником ходить взад, вперед, остервенело вколачивая ноги в прелую солому. — Не могу я больше ждать. Сил нет.
— Успокойся! — Рявкнул на него поднимаясь, и вставая напротив Художник. — Не будет у нас с тобой второго шанса, не дадут. Сразу надо все делать обдуманно, без суеты. Ночи ждать надо, и тогда уходить. Лучше подумай как выбираться будем? Двери нам никто не откроет, наверняка заперты, — он кивнул в сторону массивных досчатых ворот.
Угрюм на секунду замер, оглянулся и неожиданно улыбнулся:
— Что бы ты без меня делал, братан. Ты когда-нибудь в цирке выступал? — Совсем не к месту спросил он, и не дожидаясь ответа продолжил. — Сейчас испытаешь то, что чувствует атлет на арене. Стой и не шевелись, папка дорогу к свободе искать будет. Стой говорю. — Он схватил за руку пытающегося
— Слазь, всю спину оттоптал, — беззлобно выругался Художник и улыбнулся. — Дорогу нашли, теперь можно и отдохнуть, До вечера времени много.
— Лишь бы только не заявился кто по наши души. — Спрыгнул на пол Игорь. — Не просто же так нас повязали. Думаю и поспрашивать придут.
— Вот тут мы с тобой бессильны, — вздохнул Максим. — Будем ждать и надеяться на удачу.
— А удача, скажу я тебе, баба стервозная, а в твоем случае еще и знатная, — усмехнулся Угрюм. — Так что готовимся к последним в жизни приключениям. Кулаки страсть как чешутся. Повеселюсь на последок.
— Это я уже от тебя не раз слышал, вот только «последок» твой никак не наступит, — рассмеялся Максим ложась на солому и закрывая глаза. — Если гости заявятся, буди.
— Вот за что я люблю тебя братан, так это за поразительную невозмутимость, — завалился рядом с ним Игорь. — Будить не буду, гости придут, сами разбудят. — Он прикрыл глаза и замурлыкал про себя какой-то блатной мотив.
Не смотря на обстоятельства, совершенно не способствующие отдыху, ведь в такой ситуации любого нормального человека колотит от страха неизвестности и адреналина, Художник не заметил, как уснул.
Ему снилась, раскрасневшаяся от мороза, держащая в руках беговые лыжи и палки, с прилипшим к ним снегом, почему-то в свадебном платье и спортивной красной шапочке, усталая, но счастливая Настя, стоящая на пьедестале почета, на первом месте. Он, как одновременно тренер и судья, одевал ей на шею золотую медаль чемпиона, на розовой ленточке, играла громкая музыка, но не торжественная, как положено в данной ситуации, а веселый вальс.
Настя что-то кричала ему, но из-за ошалевшего оркестра, заглушающего даже рев беснующихся трибун, он ничего не слышал, и лишь глупо улыбался в ответ. Не дождавшись понимания от мужа, девушка размахнулась лыжами, и врезала ему по плечу, да с такой силой, что тот не выдержав дикой боли заорал и тут же проснулся.
Мгновенно грубая ладонь запечатала ему открывшийся в вопле рот, а сильное тело придавило к земле. Художник, тут же открыв глаза увидел склонившееся над ним, взволнованное лицо Угрюма.
— Сдурел?! Ты чего это орать удумал? То улыбаешься во сне, не дозваться, то вопить принимаешься как оглашенный. Очнулся? — Он убрал перекрывшую дыхание руку. — Гости у нас. С замком на воротах кто-то возится, а между тем еще светло, бежать рано. Что братан делать будем?
— Руки за спину и лицом к воротам ложись, пусть думают, что мы все так же связаны и с кляпами во рту, в полутемках сразу не разберутся, — мгновенно сориентировался в обстановке Максим резко поворачиваясь от друга в обратную строну и складывая за спиной ладони.