Ужасная госпожа
Шрифт:
Витор покосился на щуплого лакея, промолчал и, потянув жеребца, двинулся дальше. Он без труда смог бы переломить хребет тощему прощелыге, украсть коня и сбежать, если бы не браслеты. По этим железкам каждый встречный видел, что перед ним раб. Витора могли убить или снова перепродать.
Рано, слишком рано он обрадовался, когда флот Албукерки захватил бесчинствующие в персидском заливе пиратские корабли. Вопреки ожиданиям, соотечественники не освободили его от кандалов, просто, одних надсмотрщиков сменили другие.
Витор потер зудящую под солнцем,
Только благодаря провидению и железному здоровью, Витор не сгорел в лихорадке, а прибившись к захваченным у пиратов лошадям, доплыл до неизвестной земли. Его приняли за конюха и оставили при лошадях, а несколько дней назад, снова погрузили на корабль и привезли в незнакомый город.
Подгоняя, на спину снова посыпались удары. Лакей не решался ударить коня, зато не стеснялся изливать все свое раздражение на молчаливого раба.
Витор же, казалось, ничего не замечал. В мыслях вернувшись на родину, он смотрел в ласковые голубые глаза прелестной Анхелики.
— Кажется, пришли, — резюмировал лакей, попав в центр предпраздничной суеты и отирая со лба пот. — Этих отведи на конюшню, — отдал он распоряжение появившемуся и постоянно кланяющемуся слуге в дхоти и длинной тунике. — И доложи своему господину, что прибыло послание от герцога де Альбукерки, — лакей показал скрепленный внушительной печатью свиток.
— Аре! — крикнул слуга, подзывая щуплого паренька, таскающего из пруда воду и обрызгивающего розовые кусты, чтобы сбить с них дневную пыль. — Отведи их на конюшню и пусть накормят. Проходите, саиб[i], - он уже повернулся к лакею и приглашающе вытянул руку. — Я немедленно доложу господину.
И, действительно, довольно шустро принялся лавировать между суетящимися служанками так, что полы бледно-желтой, со скромной вышивкой туники развевались, словно паруса.
_______________________________
[i] Саиб — уважительно обращение индийца к европейцу в колониальной Индии
Едва они вошли в душный полумрак конюшни, и их окутал запах соломы и лошадей, мальчишка мгновенно испарился.
Витор осмотрелся — в просторной конюшне, было на удивление мало животных — один конь и пара пони всхрапывали и глухо переступали в пыльной глубине. Недалеко от входа стояла пыльная карета с фиолетовыми, вставшими на задние лапы львами. Точно такие же львы были и на развешенных для просушки попонах. Витор силился вспомнить, кому принадлежит герб, но Анхелика отказывалась уходить из памяти, и все обрывки прежней жизни заслонило ее лицо.
Витор вздохнул и принялся чистить подопечного, соображая, где взять воды, чтобы его напоить.
Он едва успел почистить от уличной пыли задние ноги, как в терпкую тишину ворвалась девушка и
— Вот, ешь, — она сунула ему под нос тарелку из листьев, наполненную какой-то невразумительной кашей, и пару лепешек. — Давай скорее и мойся. Вдруг госпожа захочет посмотреть на подарок. Я принесла тебе чистую одежду, — Витор недоуменно поднял глаза.
Худощавая и по-подростковому угловатая девчонка тараторила и нелепо размахивала руками. Засаленное сари сбилось на худых бедрах, волосы неопрятно убраны под укрывающую голову ткань и кое-где, выбившись, прилипли к шее, но зато грудь, молодая и упругая, задорно подпрыгивала под тонкой тканью.
— Пусть смотрит, я здесь при чем? — пробурчал Витор. — Коня вычищу и довольно.
Он бы с удовольствием смыл пыль и пот, но внутри все противилось навязанному гостеприимству.
— Как при чем? Как при чем? — тараторила девица. — Госпожа благородная, всегда надушена. Такая чистенькая, ей неприятно будет смотреть на замарашку. А расстраивать госпожу ни в коем случае нельзя. Так что, живо дочищай лошадь и мойся сам. За конюшней стоит бочка с водой.
— Тогда, почему ты такая… — он хотел сказать неряшливая, но сдержался.
— Так я же простая посудомойка. Какое до меня дело благородной госпоже. Она меня и не видит. Просто, никто не любит ходить на конюшню, вот и послали меня. А ты прилагаешься к подарку. Так что, нечего сидеть. Пошевеливайся! — девчонка положила на жердь, где висели седла и сушились попоны, стопку одежды и вихрем вылетела на улицу, только коричневое полукружие мелькнуло под паллой сари.
_____________________________
[i] Саиб — уважительно обращение индийца к европейцу в колониальной Индии
Иса едва успела сдернуть с пуфа кружевную шаль и накинуть на плечи, укрывая излишне открытую и соблазнительную грудь. «Я тебе покажу, как врываться в мою комнату и распускать при отце язык», — Иса бросила на няньку сквозь ресницы сверкающих взгляд.
— Граф де Сильва просил вас спуститься в библиотеку, — продолжила она, оценивающе осмотрев молодую госпожу и неодобрительно качая головой из-за слишком ярких красок лица и чрезмерно насыщенного аромата духов.
— Можешь идти, сейчас спущусь, — надменно ответила Иса и кивнула Пурниме, что может подать туфли.
Пока служанка обувала маленькие ступни в бархатные туфли на высокой подошве, госпожа незаметно ущипнула ее за руку.
— Не забудь о чем я тебя просила, — едва слышно прошипела Иса.
Сдержав слезы, Пурнима кивнула и отступила, потирая наливающееся багрянцем пятно.
А сопровождаемая нянькой Иса неторопливо спустилась по украшенной цветами лестнице и прошла по замершему в предвкушении праздника холлу к библиотеке, чей мирный покой не могли нарушить никакие суета и хлопоты. С достоинством принцессы юная графиня ступила в прохладный полумрак, скользнув пренебрежительным взглядом по полулежащему на софе брату и совсем не заметив скрытую тенью портьер почтительно склоненную фигуру.