В битве с исходом сомнительным
Шрифт:
Эл побледнел от страха и сомнений.
– О нет, мистер. Не думаю, чтобы старик мой пошел на такое.
– Его яблоки зато будут собраны, – живо возразил Мак. – Собраны быстро и бесплатно. А цена на яблоки подскочит теперь, потому что урожай несобранным останется.
– Ну а разве городские не возьмут потом его в оборот?
– Какие «городские»?
– Ну, Легион и прочие. Они же пронюхают и зададут ему жару.
– Не думаю. Он имеет право селить у себя людей. У меня будет доктор, который поможет устроить лагерь и содержать его в чистоте, а твоему
Эл покачал головой:
– Не знаю даже.
– Ну, мы можем легко это выяснить. Давай поедем к старику и поговорим с ним.
– Я не могу закрыть заведение. И отлучиться не могу.
Взгляд Джима вдруг привлекла недоеденная еда на тарелке, и он принялся есть. Мак тоже ел и, скосив глаза, не выпускал из поля зрения лицо Эла. Он ел, жевал и наблюдал. Эл забеспокоился.
– Вы думаете, что я трушу, – начал он.
– Ничего я не думаю, пока не увижу, – сказал Мак. – Только странным мне кажется, почему кто-то не может на часок закрыть собственное заведение, если он того желает.
– Но те, кто обедает раньше, через час уже сюда заявятся.
– Через час ты и сам уже здесь будешь.
Эл поежился:
– Не думаю я, что старик согласится! Ведь позаботиться о себе он должен сам, разве не так?
– Но пока ему никто не грозил. И почем ты знаешь, что это обязательно будет?
В голосе Мака появился холодок, легкий налет враждебности.
Эл взял тряпку и принялся вытирать стойку. Он бросил на Мака беспокойный взгляд, тут же отвел его, затем взглянул опять. Наконец он придвинулся поближе.
– Я сделаю это, – сказал он. – Я записку к дверям прикреплю. Не думаю, что старик мой согласится, но вас я к нему провожу.
Мак широко улыбнулся:
– Молодец! Мы это запомним! Первого же сезонника с четвертаком я к тебе полакомиться отправлю.
– За денежку я знатным обедом угощу, – улыбнулся Эл. Он снял высокий поварской колпак, опустил закатанные рукава рубашки, погасил газ.
Мак прикончил еду.
– Вкусно было.
Джим торопливо заглатывал мясо, боясь не успеть.
– У меня там в задах машина малолитражная, – сказал Эл. – Может, вы, ребята, за мною следом двинете? Хоть от меня вам и польза, а неприятности мне не нужны.
Мак осушил свою чашку.
– Правильно, Эл. Зачем тебе дурная компания!
– Вы же понимаете, о чем я.
– Понимаю, конечно. Кончай, Джим. Идем.
Эл написал объявление и прикрепил его к двери с внутренней стороны, так чтобы хорошо было видно через стекло. С усилием втиснувшись в куртку, он придержал дверь, выпуская из фургона Мака и Джима.
Мак покрутил заводную ручку «форда» и впрыгнул в машину, а Джим держал мотор на холостом ходу, дожидаясь, пока старенький двухместный «додж» Эла с грохотом не выкатился на улицу. Тогда Джим, последовав за ним, проехал вдоль всей улицы, ведущей на восток, пересек реку по бетонному мосту и очутился в живописной сельской местности. К тому времени солнце почти склонилось к горизонту. Свет его был красным и уютным, словно припорошенным теплой осенней пылью. Усыпанные плодами
Мак напряженно вглядывался в пролетавшие мимо ряды яблонь.
– Не вижу, чтобы кто-нибудь работал! – крикнул он Джиму. – Похоже, ситуация уже под контролем: ящики – вот они, а рабочих-то нет!
Мощеная дорога кончилась, сменившись грунтовой. «Форд» подпрыгивал и сотрясался дрожью на ухабах. После мили такого пути облако пыли вокруг ехавшего впереди «доджа» переместилось, вползая в какой-то двор. Джим последовал туда же и остановил машину возле «доджа». Перед ними возвышалась водокачка с ветряком наверху. Ветряк крутился, поблескивая на солнце, низко и хрипло гудел насос. Усадьба выглядела очень приятно. Яблони подступали к самому дому – небольшому беленькому ранчо. В грязи от пролитой на землю воды из бака копошились, что-то выискивая, прирученные дикие утки. За проволочной сеткой возле большого амбара теснились и жалобно поскуливали при виде людей два гладкошерстных английских пойнтера. Сам дом был окружен частоколом и буйно разросшимися за ним алыми кустами герани. Над крыльцом свесились плети дикого винограда. Вокруг важно расхаживали рослые и упитанные куры породы плимутрок; довольно кудахтая, они искоса поглядывали на незнакомцев.
Эл вылез из машины.
– Погляди, какие собаки! – сказал он. – Лучше пойнтеров во всей долине не найти. Мой старик любит их больше, чем меня.
– Где же пять акров, Эл? – спросил Мак.
– Подальше, за деревьями. Там другая дорога будет.
– Хорошо. Давай твоего старика поищем. Говоришь, он собак своих любит?
Эл хмыкнул:
– Попробуй сунься только к его собакам. Тогда узнаешь. Живьем слопает!
Джим все глядел на дом, на свежевыбеленные стены амбара.
– Здорово здесь, – сказал он. – Вот жить бы и жить в таком месте.
Эл покачал головой:
– Слишком хлопотно здесь жить-то. Мой старик вкалывает с утра до темна и все равно не может всей работы переделать.
– Да где же он, наконец? – настойчиво спросил Мак. – Идем искать его.
– Вон, видишь? – показал Эл. – Это он из сада идет.
Мак на секунду поднял взгляд и тут же снова стал разглядывать собак за загородкой. Пойнтеры извивались всем телом и кидались на сетку, изнывая от любви.
Мак просунул пальцы в отверстия сетки и потрепал их морды.
– Ты любишь собак, Мак? – спросил Джим.
– Я всех люблю, – раздраженно бросил Мак.
Отец Эла шел к ним. Он был полной противоположностью сына: маленький, стремительный, как терьер. Энергия, словно выливаясь из некоего внутреннего резервуара, переполняла его – руки, ноги, даже пальцы находились в беспрестанном движении. Седые волосы казались жесткими, а брови и усы щетинились. Карие глаза метали взгляды – быстрые, беспокойные, будто пчелы. Так как пальцам его на ходу приходилось бездействовать, старику оставалось только тихонько и ритмично постукивать ими себя по бедрам. Когда он заговорил, речь его оказалась под стать его облику – быстрая, нервная, едко острая.