В борьбе за свободу
Шрифт:
Николай II каждый день получал все новые тревожные известия о «Потемкине», Одессе, Севастополе… Царь был поражен и разгневан неспособностью командования армии и флота справиться с революционным движением. 20 июня на телеграфном сообщении о восстании команды «Прута» он написал: «Объявить Кригеру в приказе от моего имени строжайший выговор за безобразное состояние дисциплины на судах этой [152] дивизии» {428}. Но «строжайшими выговорами» остановить революцию было невозможно!
Вечером 20 июня начались волнения на броненосце «Синоп». Их поводом послужили воровство судового офицера-ревизора, из-за чего многим матросам не хватило ужина, и недоброкачественность пищи. Матросы требовали предоставить им возможность самим закупать провизию. С большим трудом офицеры смогли успокоить команду. Ночью социал-демократы распространили прокламацию, в
Среди членов команды не оказалось опытных руководителей, способных правильно организовать коллективный протест и превратить инцидент в вооруженное восстание. На другой день на «Синоп» явился контр-адмирал И. П. Тихменев с батальоном пехоты и, угрожая расстрелом каждого десятого, потребовал выдать зачинщиков. Предатели выдали 16 человек {429}. Выступление на «Синопе» было подавлено.
Положение в Севастополе оставалось напряженным. 21 июня жандармский подполковник А. П. Бельский телеграфировал в Петербург, что матросы стараются задержать отъезд уволенных в запас и в отпуск, «настроение флотских команд вызывающее, тревожное». Кроме того, он сообщил о высылке из Севастополя рабочих, находившихся в начале восстания на «Потемкине», так как их рассказы «производят нежелательное влияние» {430}.
На следующий день вице-адмирал Г. П. Чухнин послал телеграмму управляющему морским министерством с просьбой ввиду полной ненадежности караульных из числа матросов немедленно прислать в Севастополь еще два батальона солдат специально для охраны арестованных моряков{431}.
Без разрешения вице-адмирала была запрещена продажа оружия и боеприпасов в магазинах Севастополя. Частным лодкам не разрешалось ночью подплывать к военным кораблям ближе чем на сто сажен {432}. [153]
23 июня Г. П. Чухнин обратился к командиру отдельного корпуса жандармов с просьбой как можно скорее увеличить численность севастопольской жандармерии. В морское министерство Чухнин сообщил: «Броненосцы «Екатерина» и «Синоп» совершенно ненадежны. На всех судах есть партии человек 50-60, которые держат в руках команду, большинство пассивно трусливо, но легко возбуждается и присоединяется к бунтовщикам. Офицеры потеряли авторитет и власть, нельзя ни за что ручаться… Необходимо увеличить войска для ареста»{433}.
23 и 24 июня «Централка» и Севастопольский комитет РСДРП выпустили две листовки, обращенные к матросам и солдатам. В них разъяснялись задачи и цели борьбы потемкинцев и содержались призывы переходить на сторону революции под лозунгами РСДРП {434}.
24 июня Г. П. Чухнин вновь направил телеграмму в Одессу С. В. Каханову, умоляя его прислать в Севастополь казаков. Каханов ответил, что свободных частей у него нет, но обещал прислать при первой возможности {435}.
Даже известие о сдаче «Потемкина» и отъезд на родину трех тысяч демобилизованных и уволенных в отпуск матросов не смогли полностью успокоить бурливший Севастополь. Г. П. Чухнин приказал перевести в армию 1100 политически неблагонадежных матросов. Но оказалось, что и этой меры недостаточно. Пример «Потемкина» оказал огромное влияние на моряков. «Черноморский флот в настоящем его составе, - писал 1 июля и.о. прокурора симферопольского окружного суда В. В. Новицкий прокурору одесской судебной палаты А. И. Поллану, - представляет грустное зрелище: высшее начальство растерялось и буквально не знает, что делать, младшие офицеры бранят начальство и всю вину за происшедшее сваливают на него, матросы сознают, что они господа положения, что их боятся, и ведут себя вызывающе. Одним словом, полное разложение флота, чреватое в будущем грозными событиями» {436}.
«Положение было очень опасно, - телеграфировал позднее Г. П. Чухнин Николаю II, - все опасались общего бунта». По мнению вице-адмирала, только своевременные аресты и высылка из Севастополя политически неблагонадежных матросов смогли предотвратить восстание эскадры{437}. [154]
Уволенные во временный отпуск и в запас матросы привозили с собой на родину свободолюбивый дух «Потемкина», вели революционную пропаганду и агитацию. Местным властям пришлось просить вице-адмирала Г. П.
После завершения потемкинского восстания «Централка» и Севастопольский комитет РСДРП выпустили специальную листовку «Товарищи, не унывайте!», в которой призывали моряков не падать духом и готовиться к новому восстанию. «За нас сама жизнь, она толкает нас на борьбу с самодержавием, - говорилось в листовке.
– Никаким царям не совладать с разбушевавшимся океаном справедливого народного гнева… Наше правительство не первый раз подавляет революционное движение части народа… Не приходите в отчаяние! Далеко не все потеряно. Быстро сомкнем наши разрозненные ряды и плечом к плечу с восстающим пролетариатом поведем освободительную борьбу. На бой же, товарищи! На славный, кровавый бой за народное благо! Долой ненавистного нам царя! Да здравствует народная свобода! Да здравствует социализм!» {439}
Восстание на «Потемкине» всколыхнуло весь Черноморский флот. Приведенные материалы показывают резкое ускорение революционизирования самых широких масс черноморцев и свидетельствуют о реальности осуществления общего плана «Централки». Революционные моряки пытались организовать восстание в поддержку потемкинцев. Но недостаточный уровень партийного руководства и ошибки в конспирации наряду с принятыми командованием мерами не позволили сделать этого. Июньские события в Севастополе показали значение крепкой сети партийных организаций для подготовки военных восстаний.
3. Возвращение и расправа
После переговоров румынское правительство согласилось вернуть России броненосец «Потемкин». 26 июня в 10 часов в Констанцу под командованием адмирала С. П. Писаревского пришла эскадра в составе броненосцев «Чесма» и «Синоп», миноносок № 261, 262, 264, 265. Писаревский тут же дал телеграмму в морское министерство: «Прибыл в Констанцу, нашел красавца [155] «Потемкина» в порту под румынским флагом, веду переговоры о его принятии, надеюсь, что выйду 11-го ночью»{440}.
Адмирал, видимо, рассчитывал найти «Потемкин» после восстания в очень запущенном состоянии, поэтому и указал в телеграмме такой отдаленный срок выхода. Однако все механизмы броненосца оказались в полной исправности, за исключением того, что некоторые приборы были похищены румынскими властями. Вероятно, по той же причине в машинном отделении на два метра стояла вода, чего не было при сдаче корабля потемкинцами. Вода проникла через открытые кингстоны, и ее быстро откачали {441}.
В 11 часов чиновник румынского министерства иностранных дел посетил С. П. Писаревского на «Чесме» и вручил ему телеграмму румынского правительства: «Господин адмирал, его величество Кароль, король Румынии, желает возвратить его величеству императору России броненосец «Потемкин», который, в нарушение правил войдя в наши воды, был разоружен». В телеграмме ни слова не было сказано о предоставлении команде «Потемкина» политического убежища: правительство Румынии дипломатически тонко обошло этот вопрос - речь шла лишь о возвращении имущества, принадлежащего другой стране. Кроме того, румынское правительство еще раньше ответило отказом на просьбу Николая II выдать потемкинцев как уголовных преступников. По этому поводу В. И. Ленин писал: «Что касается до румынского правительства, то оно поступило правильно, игнорируя просьбу рассматривать восставших матросов как уголовных преступников. Этого, конечно, и следовало ожидать от правительства нации, уважающей самое себя… Румынское правительство отнюдь не на стороне революции, ничего подобного! Но унижаться до полицейской службы всеми ненавидимому и презираемому царю всей России оно все же не хочет»{442}.
В 14 часов шесть шлюпок с «Синопа» доставили на «Потемкин» десять офицеров и около 200 матросок. Произошла смена караулов, спущен румынский флаг, и в 14 часов 10 минут поднят Андреевский. Русский священник отслужил молебен и окропил корабль «святой водой», чтобы изгнать «дьявола революции» {443}.
28 июня в 19 часов 20 минут эскадра Писаревского покинула Констанцу. «Синоп» вел на буксире теперь [156] уже не опасный «Потемкин», на котором в Россию возвращались 47 матросов и кондуктуров, прапорщик Д. П. Алексеев и подпоручик П. В. Калюжный. Одни из них надеялись на «царскую милость», другие были уверены в ней, поскольку с самого начала выступали против восстания. С ними находился и активный участник восстания машинист Ф. Я. Кашугин. Он не успел съехать с корабля, и русские офицеры схватили его {444}.