В час по Гринвичу

Денисов Валерий Викторович

* * *

Это стало правилом. Каждое утро Жорж, по армейской привычке встававший раньше других, приносил в комнату какую-нибудь гадость: то рисунок хулиганский, то письмо подметное с грязными предложениями, то обрывок веревки в виде петли - намек довольно прозрачный. Обитатели квартала, судя по всему, решили "добить" спортсменов. Акции принимали более радикальный характер. В один прекрасный день москвичам отказала в обедах русская харчевня. Но, как говорится, не бывает худа без добра. "Интендант" - Илья даже обрадовался последнему обстоятельству: содержимое

кошелька таяло, а обеды стоили довольно дорого. После недолгих споров отважились познакомиться с "ходячими кухнями" - однообразно, зато дешево.

На исходе недели ребята поняли: нужно еще туже затянуть пояса. Пришлось отказаться и от топки. Но спасение заключалось не в том, чтобы до минимума сократить расходы, - нужно искать доходы. Работать! Неизвестно, сколько будет длиться их вынужденное пребывание в Шанхае: месяц, два, год... И друзья спешили к нанимателям. "Мы ищем работу", - говорили ребята в самых различных конторах. "Нужны рекомендации русских колонистов", - следовал ответ. Но подметные письма в рекомендации не годились. "Согласны делать что угодно за умеренную плату".
– "На что угодно у нас есть китайцы". Везде вежливые улыбки, бесконечные поклоны, сочувственные взгляды и стереотипное "нет", "нет", "нет"...

Никитин успокаивал:

– Все устроится.
– А потом вдруг пускался в рассуждения: - Вообще-то понять хозяев можно. Люди вы для них случайные, проезжие. А какой работник из бродяги? Надеюсь, не обидетесь за такое слово. Может быть, вам подписать контракт на годик-другой. Поживете здесь, пообвыкнете, а там и двинете дальше.

– Не дело говорите, Сергей Нилыч, - старательно сдерживая себя, говорил в таких случаях Королев.
– Нам только бы на дорогу заработать.

– Да я ничего и не предлагаю, просто стараюсь объяснить вам поведение нанимателей...

А что толку в этих объяснениях, когда Илья не знает, на что купить завтра рисовые лепешки?..

Выручил ребят старик Залесский. Однажды он пришел возбужденный и радостный.

– Милейшие, а на гитаре у вас кто-нибудь играет?
– удивил он путешественников вопросом.

– Ну я, - неуверенно протянул Жорж.

– А балалайка у кого в руках бывала?
– продолжал все так же загадочно Кузьма Тимофеевич.

– Балалайка?
– переспросил Саша.
– Бренчал когда-то в детстве...

– Так. Остается узнать, на что способен наш весельчак Илья.

– Если бы вы спросили у моей мамы, кто лучший игрок на мандолине во всем Барнауле, она бы ответила: "Мой Илюша!"

– Так это же великолепно, мои юные други!
– Залесский раскинул в стороны свои длинные жилистые руки, словно пытаясь схватить ребят в охапку.
– Ну-ка-с, милости прошу ко мне поближе. Замечательная есть идейка!

Илья высказал предположение:

– Организуем музыкальную школу на дому.

Кузьма Тимофеевич укоризненно посмотрел на Илью, но произнес тихо, без обиды:

– "Не спеши сам с советом - торопись следовать умному, совету" - так народная мудрость учит. Моя идея со

всем другого рода. В кабаках портовых да ресторациях местных нынче великий спрос на русскую музыку. Сентиментальный, что ли, народ пошел: любит, чтобы у него слезу вышибали, песню тягучую, задушевную просит. Вот я и намекнул тут одному приятелю, что есть у меня на примете отменные музыканты. Так что, не подведите, - Залесский хитро подмигнул ребятам.
– Инструмент найдете у меня. Правда, балалайка с трещиной, а на гитаре струны не хватает. Да ничего, сойдет.

На следующий вечер в районе порта обыватели наблюдали странную кавалькаду: три велосипедиста медленно гуськом ехали вдоль самого тротуара. У каждого к багажнику прикручен музыкальный инструмент. На передней машине, впереди рослого парня, примостился на раме худенький старичок в чесучевом пиджаке и соломенной шляпе времен первой мировой. Кавалькада остановилась у затемненного входа известного своими скандалами кабака. Вот и сейчас навстречу новоиспеченным оркестрантам двое дюжих полицейских тащили по каменным ступеням обмякшее тело человека в матросской форме. Его окровавленное лицо стянула судорога.

– Ничего страшного, - пояснил Залесский, - англичане подрались. Так они между собой, других не трогают. Идемте быстрей, хозяин ждет.

Путешественники окунулись в липкий, почти осязаемый запах кислого вина, крепкого табака и разгоряченных человеческих тел. Низкий свод огромного зала, казалось, держался на столбах густого дыма. Сквозь его фантастические разводы едва просматривались столики, за которыми полулежали, полусидели люди, впитавшие в себя соль моря. Шальные, как океанский ветер, щетинистые, как корабельный канат. Они кричали что-то, каждый на своем языке, стучали кружками. То и дело раздавались взрывы хриплого хохота и пьяный женский визг. Невообразимый гвалт распирал кабак, тяжело давил на перепонки человека, впервые сюда попавшего.

Хозяин ресторана, маленький круглый китаец, радостно встретил "музыкантов". Он долго тряс каждому руку, а Кузьму Тимофеевича в знак особого расположения все время похлопывал по плечу и приговаривал:

– Огожен шанго, шибко шанго. ("Русский хорошо, очень хорошо").

Шустрый мальчонка из прислуги притащил на импровизированную эстраду три маленьких стульчика. Рассаживались долго, чинно, степенно. Тронули струны. Залесский, устроившись поблизости, поднял вверх большой палец, - дескать, все, начинайте. Не робей, Россия!

"А, чего, собственно, робеть?
– подумал Александр.
– Кто в этом аду что разберет? Играй себе погромче да поживей..."

Королев наклонился к уху Плюща:

– Ты, Жора, аккомпанируй нам. Мы-то с Ильей в общежитии баловались на инструментах. Можно сказать, спелись.

– Понятно.
– Жорж выпрямил спину, положил ногу на ногу. Илья напряженно смотрел на Королева, боясь пропустить ответственный момент. Вот он. Саша поднял вверх руку с оттопыренным указательным пальцем, помедлил секунду и вдруг бросил ее на балалайку... Пошло! Запели, заплясали струны! Понеслась в зал "Коробочка"...