В чем суть вопроса

Кутузов Александр

Но это волшебство и это очарование достигалось за счет усиленного экспорта зерна и недоедания русских крестьян. Особенно когда случались неурожаи. А если неурожай был и в Европе, то экспорт не только уменьшался, а, напротив, увеличивался из-за высоких цен. Тогда положение русских крестьян становилось просто отчаянным. После ареста участников подпольного кружка Петрашевского, в III отделение Его величества канцелярии, занимавшегося политическим сыском, вместе с другими бумагами был доставлен дневник поручика Монбели. В нем жандармы прочли такую запись: «И теперь еще пробегает холодный трепет по жилам при воспоминании о виденном мною кусочке хлеба, которым питаются крестьяне Витебской губернии; мука вовсе не вошла в его состав: он состоит из мякины, соломы и еще какой-то травы, не тяжелее пуха и видом похож на высушенный навоз, сильно перемешанный

с соломой… Что видим мы в России? Десятки миллионов страдают, тяготятся жизнью, лишены прав человеческих – или из-за плебейского происхождения, или из-за ничтожности общественного положения своего, или по недостатку средств существования; зато в то же время небольшая каста привилегированных счастливцев, нахально смеясь над бедствиями ближних, истощается в изобретении роскошных изъявлений – тщеславия и низкого разврата, прикрытого утонченной роскошью».

Очевидную истину, что народ бедствует, пытались донести до царя даже некоторые представители высшей государственной администрации. В записке, поданной Николаю князем Н. Кутузовым в 1841 году, было сказано: «При проезде моем по трем губерниям, по большим и проселочным трактам, в самое лучшее время года, при уборке сена и хлеба, не было слышно ни одного голоса радости, не видно ни одного движения, доказывающего довольствие народное. Напротив, печать уныния и скорби отражается на всех лицах, проглядывает во всех чувствах и действиях… Отпечаток этих чувств скорби так близок всем классам, следы бедности общественной так явны, неправда и угнетение везде и во всем так наглы и губительны для государства, что невольно рождается вопрос: неужели все это не доходит до престола вашего императорского величества?»

Расплата за техническое и промышленное отставание не заставила себя долго ждать. Она пришла в виде Крымской войны, которая превратилась в демонстрацию отсталости России. Еще в войне с Наполеоном русская армия не уступала в вооружении ни одной европейской, а в артиллерии превосходила любую из них. Но теперь все обстояло иначе. Русский парусный военный флот не мог тягаться с маневренными паровыми судами союзников, и его пришлось затопить самим, чтобы преградить кораблями вход в бухту Севастополя. Гладкоствольные русские ружья по-прежнему стреляли на 120 метров как и полвека назад, тогда как новые французские и английские штуцера с нарезными стволами, били на восемьсот. Это позволило союзникам расстреливать русские линии с безопасного для себя расстояния.

Война могла обернуться для России очень тяжелыми последствиями с утратой значительных территорий, если бы власть не обратилась к старому испытанному средству – к патриотизму простых людей. Англичане, французы и турки застряли под Севастополем, и несколько их штурмов были отбиты с большими для них потерями. Союзники рассчитывали взять город в течение недели, а им пришлось его осаждать одиннадцать месяцев. К концу осады, когда было решено оставить Севастополь, из многих тысяч матросов, сошедших с затопленных кораблей на бастионы, в живых оставалось всего несколько сотен. Но и тех пришлось уговаривать оставить позиции, поскольку они дали клятву на них умереть. Понеся большие потери, союзники не решились углубиться во внутренние губернии, помня, чем закончился поход для Наполеона. Оборона Севастополя позволила завершить войну без территориальных потерь, но удар, нанесенный по внешнеполитическому престижу России, и особенно по престижу власти внутри страны, был сокрушительным.

Поражение высветило все изъяны, которые скрывались за фасадом империи Николая. За внешним порядком, о котором так заботился царь, процветали беспорядок и некомпетентность власти. Как правило, во главе какого-нибудь ведомства стоял аристократ, ничего не смыслящий в деле, тогда как реальной работой занимались его нечистые на руку помощники. О генерал-губернаторе Санкт-Петербурга графе Эссене, к примеру, всем, кроме царя, было известно, что это человек без знаний, без энергии, почти без смысла, а всеми делами заправляет его начальник канцелярии, отъявленный проходимец. Сам Эссен бумаг не читал, а если читал, не мог в них вникнуть, тогда как начальник канцелярии давал ход только тем делам, в которых был лично заинтересован. Без взятки можно было ходить и переписываться годами без всякого результата. И так продолжалось из года в год под самыми окнами императорского дворца, пока дело не раскрыли. Но если такое могло происходить в столице, не трудно представить, что было в провинции.

По

данным негласного надзора из 53 губернаторов в России не брали взяток только двое. Один действительно был честен, а другой настолько богат, что ни в каких взятках не нуждался. Бывало, губернатор из отдаленного края писал в Петербург о большом недороде в подведомственных ему землях, хотя урожай был обычным. Он просил прислать денежную помощь, и она почти целиком оседала в его кармане. На лиц, плативших губернатору постоянную дань, жаловаться было бесполезно. Это ни к чему не вело, кроме как к посрамлению самого жалующегося. Человек без связей и без значения был бессилен перед такой администрацией. Основное внимание начальства было обращено на очистку бумаг. Министр внутренних дел при императоре Александре II П.А.Валуев, в своей книге «Дума русского» писал о сложившейся в России административной системе: «Взгляните на годовые отчеты. Везде сделано все возможное; везде приобретены успехи; везде водворяется, если не вдруг, то, по крайней мере, постепенно, должный порядок. Взгляните на дело, всмотритесь в него, отделите сущность от бумажной оболочки, то, что есть, от того, что кажется, правду от неправды или полуправды, – и редко где окажется прочная, плодотворная польза. Сверху блеск, внизу гниль».

Больше всего остального Николай любил военное дело. Но оно у него свелось к пустякам – к кантам, выпушкам, ремешкам, к внешней выправке и муштровке. Процветала беспощадная парадомания, мучительная игра в солдатики с безупречным строем и ровным шагом, за которой терялась суть. В мирное время смотры гвардейских полков проходили блестяще, но когда началась война, выяснилось, что генералы и штаб-офицеры не знают как с толком вести боевые действия и не умеют правильно расположить на местности войска.

На огромные деньги, отпущенные на строительство железной дороги Санкт-Петербург-Москва, можно было ее продлить до Черного моря, и вдобавок проложить сеть шоссейных дорог, если бы строительство поручили настоящему инженеру-путейцу, а не генералу, непонятно из каких соображений приставленному к делу. Когда он встречал на своем пути болота, он их не обходил, как сделал бы инженер, а героически преодолевал, как и полагалось солдату. Чем зарыл в землю миллионы. Отсутствием связи центра с югом воспользовались французы и англичане, когда высадились в Крыму. С началом боевых действий на снабжение русской армии были отпущены большие суммы, но солдаты в основном питались сухарями, а лошади обгладывали кустарник, потому что обозы с боеприпасами, продовольствием и фуражом медленно тащились по разбитым трактам, осенью и весной превращавшимися в непроходимое месиво.

Царь поручил командование войсками в Крыму своему личному другу князю Меньшикову. Тот был известен своим остроумием и был частым гостем в царском семействе. Вначале Николай отправил Меньшикова с миссией в Константинополь, чтобы потребовать подтверждения права России на защиту христиан в Османской империи. Как само это требование, так не в меньшей степени высокомерие посла обеспечили провал миссии. После этого началась война. Заняв пост главнокомандующего, Меньшиков не сумел воспрепятствовать высадке союзников в Евпатории, а затем проиграл сражения при Альме, на Бельбеке и под Инкерманом. Трусливым бездействием он позволил французам и англичанам пережить зиму, когда те, непривычные к климату, мерзли в своих палатках и были почти отрезаны от баз снабжения непрекращавшимися черноморскими штормами.

Слепой была и внешняя политика Николая. Когда в 1849 году в Венгрии, входившей тогда в состав Австрийской империи, вспыхнуло восстание, это поставило империю на грань развала. У австрийского императора не было сил подавить мятеж, поскольку в самой Вене началась революция и происходили баррикадные бои. Казалось, что развал империи, всегда считавшейся противовесом России и сильно ей вредившей во внешних делах, должен был обрадовать русского царя. Но из одной только ненависти к любой революции Николай подавил восстание венгров своими войсками. А в благодарность пять лет спустя спасенный его милостью австрийский император примкнул к антирусской коалиции и сосредоточил свою армию на русской границе. Он ее не перешел, но заставил половину русских войск сторожить австрийскую границу, не позволив их использовать в Крыму. А полвека спустя провокационная политика австрийцев на Балканах привела к сараевскому инциденту, что послужило поводом к началу Первой мировой войны. В ней основная часть австро-венгерских войск действовала против России.