В чем суть вопроса
Шрифт:
В середине бала предлагали ужин. Предназначенный для этого зал напоминал зимний сад. Под каждым столом была поставлена кадка с растущей в ней пальмой, а ствол ее проходил через специальное отверстие посредине стола. Изысканные блюда и лучшие в мире вина никого не удивляли, гостей удивляло другое – обилие свежих фруктов посреди зимы, когда еще не существовало ни вагонов-рефрижераторов, ни транспортной авиации.
А рядом с царским дворцом протекала другая жизнь. В России пользуются популярностью мемуары Ивана Путилина, возглавлявшего при Александре II и Александре III Санкт-Петербургский уголовный розыск. Автор описывал только реальные случаи из своей богатой практики. Однажды Путилину пришлось искать опасного преступника, и он решил подослать к его подруге своего агента. Автор описывает, как ему удалось осуществить эту операцию. «В подвальном
Благодаря полученным агентурным сведениям, Путилину удалось поймать опасного разбойника. Но в этой истории нас интересует другое. Согласно описанию автором места действия, на кухне площадью около двадцати пяти квадратных метров проживали до восьми человек, а в примыкавшей к ней комнате ютились еще шестеро. Но даже этим жителям каморок завидовали обитатели ночлежек, где нары громоздились друг над другом и никаких перегородок не существовало.
В то время происходило массовое переселение крестьян из деревень в города, где они устраивались работать на фабрике. При каждом крупном предприятии строили угрюмые здания-казармы, где зачастую одну комнату снимали сразу несколько семей, отгораживаясь друг от друга занавесками. Не у каждого была собственная кровать, и рабочий, уходивший в ночную смену, оставлял кровать приятелю, пришедшему с дневной. Такая кровать ни днем, ни ночью не пустовала.
Убогое жилище, скудное питание, грошовое жалование и отсутствие защиты от произвола хозяина делали антагонизм между рабочими и фабрикантами таким же острым, как между помещиками и крестьянами. В пятидесятые годы XX века в Нью-Йорке была издана книга воспоминаний бывшего министра земледелия России А.Н. Наумова. В ней он описал свое посещение виллы фабриканта фарфора А.Г. Кузнецова в Крыму. Трудно себе представить, пишет Наумов, что-либо более богатое и прекрасное, чем крымский Форос с его дивным парком, лужайками, розариями, причудливыми тропическими растениями, огромными клумбами пахучих цветов, разбросанными там и сям прудами, искусственными протоками в извилистых берегах с переброшенными через них легкими мостиками. Этот рай на земле создал для себя Кузнецов, на предприятиях которого рабочий получал в среднем 42 копейки за 14-часовой рабочий день. Когда Наумов поинтересовался у хозяина, во сколько ему обошелся парк, Кузнецов ответил: «Во столько, во сколько сложится сумма всех радужных сторублевых кредиток, если устлать ими всю поверхность этого сада».
Вот такими разительными были социальные контрасты в царской России в начале XX века. Все проблемы страны были решаемы и Россия могла стать процветающим государством, если бы власть обладала необходимыми для этого качествами. Но в России способной власти не существовало. В этом проявился врожденный порок наследственной монархии, поскольку при ней главой государства становится не тот человек, который выдвигается благодаря своему уму и знаниям, а тот, кто просто родился в царской семье. В чем, разумеется, его личной заслуги нет.
Обоим выдающимся государственным деятелям на российском троне – Петру I и Екатерине II в юности пришлось пройти суровую школу испытаний, и это закалило их характер и сформировало их как личности. А остальные цари в лучшем случае были посредственностями. Когда начиная с Александра I они столкнулись с явным кризисом системы, то даже не попытались опереться на какую-нибудь другую силу – на интеллигенцию, крестьянство или народившуюся буржуазию. Ведь для этого необходимо было изыскивать новые пути, пускать в ход новые приемы. Гораздо проще было идти проторенным путем, делая ставку на морально и материально обанкротившееся
Само положение детей в царской семье – всеобщее поклонение и лесть, обрекало их на ничтожество. Те потрясения, что испытала Россия в начале XX века, были тесно связаны с правлением Николая II. Поэтому необходимо остановиться на его личности. Царь не был глупцом, но был и далеко не гением. Он был посредственным человеком, а этого мало, чтобы управлять государством. Особенно если государство такое большое и сложное, как Россия.
Будущий министр иностранных дел России Граф Ламздорф впервые увидел Николая II на балу, когда тот был еще наследником. В своем дневнике Ламздорф оставил запись: «Он не вырос и танцует без задора. Это – довольно приятный маленький офицерик, которому идет парадный наряд гвардейских офицеров – белый мундир, опушенный мехом. Но у него такой посредственный вид, что его едва ли можно выделить в толпе». Такое же неблагоприятное впечатление Николай произвел на английского короля Эдуарда VII. В частном письме король писал о нем: «Он слаб, невероятно не интересен, незрел и очень ограничен».
Не обладая достаточно широким умственным горизонтом, Николай постоянно попадал впросак, поскольку не был способен предугадать всех последствий своих действий. По шахматному сравнению, он мог видеть только на ход вперед, а чтобы разглядеть последующие варианты, ему не хватало стратегического мышления, осознания сути развернувшейся борьбы. Обычно Николай замечал отдельные элементы, и это внимание к мелочам, привязанность к деталям, мешали ему охватывать весь горизонт. За деревьями царь не видел леса.
Эту особенность Николая граф Витте назвал «моральной близорукостью». Царь не чувствовал страха пока гроза не подступала к нему вплотную. Когда в феврале 1917-го года он получил известие о восстании в Петрограде и отправился в столицу, в охваченном паникой царском поезде никто ночью не сомкнул глаз. Никто, кроме самого царя, которого это больше всего касалось. Он был единственным из всех, кто не понял до конца всей серьезности сложившегося положения.
Помимо недостаточных личных качеств, Николай не мог хорошо управлять Россией хотя бы потому, что он ее просто не знал. Это Петр 1 мог после работы на верфи запросто зайти с каким-нибудь плотником в ближайший трактир и там за кружкой пива поговорить на разные темы. А Николая отделяла от страны стена из-за страха покушений. Эта стена становилась особенно зримой во время его путешествий по стране. Перед тем, как царский поезд или экипаж трогался в путь, вдоль тысячеверстных железнодорожных и шоссейных магистралей объявлялось военное положение. Туда выдвигались полки и дивизии, приведенные в боевую готовность. Управление железной дорогой временно переходило к военному начальству, а станции наводняли сыщики и жандармы. Железнодорожные стрелки наглухо забивались, и остальные пассажирские поезда отводились на запасные пути. Солдатам выдавали боевые патроны и маршевый продовольственный рацион. На протяжении всего пути следования царского состава солдаты стояли цепью. Поэтому царь мог видеть Россию лишь глядя поверх их голов.
Николай никогда не жил в обществе среди простых людей, не знал их мыслей и настроений. Непосредственно он общался только с некоторыми представителями аристократии и с высшими государственными чинами. О положении дел в стране мог судить только по докладам министров, поэтому масса полезной информации, которая ему могла быть полезна и оказать влияние на его решения, была для него недоступной. А без досконального знания общества управлять им то же самое, что вести автомобиль с завязанными глазами.
Этот недостаток можно было компенсировать путем подбора компетентных сотрудников. Необходимым условием успешного правления является способность лидера находить дельных помощников. Но в этом Николаю мешало его болезненное самолюбие. Немецкий дипломат барон фон Шён писал: «Ему недоставало уверенности в себе, в нем была некая скромность, которая заставляла его колебаться и запаздывать с принятием решений… Чаще всего он чувствовал на себе превосходство того, кому случалось разговаривать с ним последним по счету».