В чем суть вопроса
Шрифт:
Еще в эпоху Екатерины II и отчасти при Александре I, царь и Двор по вкусам и образованию стояли впереди русского общества, поскольку оно было почти поголовно неграмотным. Но с появлением значительной прослойки недворянской интеллигенции, люди тридцатых-сороковых годов, были уже культурнее, умнее, образованнее и талантливее самого царя и его окружения. То, что в России считалось государственной вершиной, на деле было ее низиной. Отсюда та печать беспомощности и бездарности власти, которая лежит на всем этом периоде русской истории.
Император Александр I был убит народовольцами, и царский трон занял Александр III, правивший Россией 13 лет. Его сын Николай II взошел на престол 20 октября 1894 года.
К началу XX века, жизнь верхов и низов в русском обществе отличалась настолько разительно, словно она протекала на разных планетах. Мир высшего света был миром прекрасных дворцов с их многочисленной прислугой, миром модных курортов и частых путешествий по Европе. Это был мир клубов, ресторанов, игры на скачках и театральных премьер. А на вершине всей этой блистательной пирамиды восседал русский царь, самый богатый человек на Земле.
Когда в 1924 году эксперты газеты «Нью-Йорк Таймс» взялись оценить состояние русского царя, они определили его на 1914 год в 30 млрдв долларов. Если учесть инфляцию, в современных деньгах это примерно полтриллиона. Русскому царю принадлежали огромные массивы кабинетных и удельных земель: в одной Сибири он владел 67,8 млн гектаров. На этих землях эксплуатировались леса, добывалось золото, серебро, свинец, медь, часть земель сдавалась в аренду. Николаю принадлежали рудники и прииски на Алтае, богатые золотом и драгоценными камнями, а в европейской части России у него пахотной земли было больше, чем у полумиллиона крестьян. Знаменитый лесной заповедник Беловежье, занимавший четверть миллиона гектаров, был личной собственностью российского императора. Всем этим огромным имуществом, включая принадлежавшие царю акции и заводы, управляло особое министерство.
Из собственных средств Николай содержал дворцы в Санкт-Петербурге, в Москве, в Царском селе, в Петергофе, в Гатчине и в Ливадии. В их обслуживании было занято 15 000 человек. Много денег уходило на содержание императорских яхт и поездов. Такую роскошную яхту, как его «Штандарт» водоизмещением в 4500 тонн, не мог себе позволить даже английский король, страны, господствовавшей тогда на море. Два царских поезда были маленькими дворцами на колесах, украшенными интерьерами из красного дерева, с салонами, столовыми, детскими, ваннами, с гимнастическими залами, с кухнями, вагонами для прислуги и многочисленной свиты. Личный парк автомобилей Николая был лучшим в мире.
В Европе царский двор признавали самым роскошным на свете. Его могли сравнить только с двором Людовика XIV или Людовика XV во Франции. Зимний дворец славился своими балами. Их делили на большие и малые и называли по залам, где проводили – «эрмитажный», «концертный» или «николаевский». Бывший начальник дворцовой канцелярии генерал Мосолов в своей книге «При дворе последнего царя», которую он издал в эмиграции, дал описание бала, происходившего в Николаевском зале. На этом балу присутствовало три тысячи приглашенных. Мосолов пишет: «Это было как в сказке. Январь. Лютый мороз. Все три гигантских здания Зимнего дворца залиты светом. Огни горят и вокруг Александровского столпа, гранитной колонны, увенчанной фигурой архангела. Одна за другой подлетают кареты. В открытых санях подъезжают офицеры, которым не страшен мороз. Лошади покрыты голубой сеткой, чтобы в лица ездоков не сдувало снег. На автомобиль в ту пору смотрели как на капризную и ненадежную игрушку.
Видны женские силуэты, спешащие преодолеть те несколько шагов, которые отделяют карету от входа,
Шубы от гостей принимали слуги в мундирах, украшенных императорскими орлами на галунах, в белых чулках и кожаных туфлях. Слуги были великолепно вышколены, их учили присутствовать везде и в то же время оставаться незаметными.
«Гости поднимались по огромным лестницам из белого мрамора, застеленным мягкими бархатными коврами. Белые и алые мундиры, шлемы с орлами из золота и серебра, бесчисленные эполеты, великолепные национальные костюмы гостей из Венгрии, шитые золотом кунтуши маркиза Велепольского и маркиза Гонзаго-Мышковского, бешметы кавказских князей, обутых в чувяки (сапоги с мягкой подошвой, в таких сапогах эти горцы танцевали совершенно бесшумно), белые доломаны, отороченные бобровым мехом, и, наконец, придворные мундиры, тяжелые от золотого шитья, с короткими штанами-кюлотами и шелковыми чулками…»
А гости все прибывали. На дамах придворные платья с большим декольте и длинным шлейфом и многие из них запомнились автору: «Я помню Зиновьеву, жену предводителя дворянства Санкт-Петербурга, на которой вместо пуговиц было девять или десять изумрудов, каждый крупнее голубиного яйца. Самые замечательные бриллианты украшали платья графинь Шуваловой, Воронцовой-Дашковой, Шереметевой, княгинь Кочубей, Юсуповой и других… Все великие княгини надели свои фамильные драгоценности, с рубинами или сапфирами. Камни подбирались, конечно, под цвет одежды: жемчуга с алмазами или рубины с алмазами – для розовых тканей, сапфиры и алмазы или жемчуга – для голубых…
На левой стороне корсажа дамы, в соответствии со своим рангом, носили «шифр» (императорский вензель, усыпанный бриллиантами – отличительный знак фрейлин) или «портрет» в бриллиантовом обрамлении (высокий знак отличия, предоставляемый дамам за особые заслуги, их называли за это «портретными дамами»).
Вот стоит свитский генерал со своей женой. Ей уже за сорок, но она сохранила стройность фигуры, и бальное платье плотно облегает ее. Светлые каштановые волосы дамы украшены диадемой с двумя рядами бриллиантов. На лбу – фероньерка с крупным бриллиантом в два квадратных сантиметра. На шее – алмазное ожерелье; декольте окружено цепочкой бриллиантов с цветком на спине из тех же камней, две бриллиантовые цепи, словно огромные сверкающие нити, тянуться вдоль лифа и сходятся у броши, приколотой у пояса, кольца и браслеты также украшены бриллиантами. Когда я смотрю голливудские фильмы, изображающие великолепие русского двора, мне хочется плакать – или смеяться, так все это убого…
Во время танцев лакеи разносили конфеты, освежающие напитки и лед. В соседних залах были видны большие глыбы льда, среди которых лежали бутылки с шампанским. Трудно передать словами все изобилие пирожных и птифуров, фруктов и других деликатесов, которые заполняло буфеты, украшенные пальмами и цветами.
Во время концертного или эрмитажного балов ряд комнат Зимнего дворца оставался пустым. Можно было предложить руку своей даме и увести ее из танцевального зала, минуя многочисленные покои. Музыка, шум разговоров и жара оставались где-то далеко… Эти бесконечные, полуосвещенные покои казались гораздо гостеприимнее и уютнее. То там, то здесь встречались часовые и дежурные офицеры. Можно было добрых полчаса бродить по этим комнатам. За высокими окнами виднелась замерзшая Нева, сверкавшая в дворцовых огнях. Это было как в сказке. И невольно возникал вопрос – сколько раз еще тебе суждено это увидеть?»