В чужом отражении
Шрифт:
— Почему?
Мама пристально посмотрела на меня.
— Вот и думай сама, дочка.
«Ах, мамочка! Если бы только знала…»
Я сжала зубы, пытаясь не разреветься прямо перед ней. Чтобы отвлечься от опасной темы, я понесла пакет с пустыми сумками в коридор. Когда клала пакет в один из ящиков, заметила на крючке для одежды, за ручкой зонта какие-то ключи с розовым меховым брелком.
Вряд ли бы кто-то из маминых подружек повесил себе такое на ключи. Тогда кто: соседи? Или…
— Мам! –
— Где?
Мама подошла и озадаченно посмотрела на ключи с брелком.
— Ой, так это же Анины ключи. Она как-то заезжала, оставила запасные на случай, если свои потеряет. – Мама покачала головой. – Я уже и забыла про них совсем. Кстати, она тебе не звонила?
— Мам, ну ты же знаешь Аню…
—Тоже верно, - вздохнула мама. – Надеюсь, на неделе она позвонит, а то я уже беспокоиться начала.
«Я давно беспокоюсь. С того самого утра, как получила видео с её телефона».
Держа в руке ключи, я подумала о том, что теперь у меня есть возможность проникнуть в Анькину квартиру. Правда, как сделать так, чтобы мама не волновалась…
План созрел мгновенно.
Я просто временно подменила Анькины ключи ключами от своей работы . В воскресенье заеду к маме на пару минут и верну всё назад. Вряд ли мама будет приглядываться к тому, что ключи разного цвета… Сменив брелки на связках ключей, я убрала Анины ключи себе в сумку — и, нацепив улыбку, отправилась на кухню к маме. Благодаря заботе Соболева, нам с мамой было чем заняться.
Когда, наконец, мы разобрали все ягоды: отложили небольшую часть на «поесть», что-то заморозили, а что-то засыпали сахаром, настало время садиться за стол.
Обедали мы в большой комнате, пододвинув журнальный столик к кушетке таким образом, что бабуле было удобно присоединиться к нам.
Когда настало время пить чай с тортом, в дверь неожиданно позвонили.
Держа чашки в руке, я отрыла дверь и увидела на пороге недовольного Соболева.
—Ты даже не спросила «кто», — скривился он.
—Думаешь, мне могла угрожать какая-то опасность? Охранники же внизу.
Дмитрий приподнял бровь.
— Именно что внизу.
— Здесь дверь хлипкая, — зачем-то принялась я оправдываться. – То есть металлическая, конечно, но не бронированная. Если бы мне хотели бы… навредить, то дверь бы не остановила.
— А если бы захотели похитить, — скривился Соболев, а потом проявил благодушие, заметив: – Ян, ну столько я тебя учить буду…
Я вспомнила наше совместное «жилье» в снятой им однокомнатной квартире… Точно, он тогда тоже придирался к тому, что я никогда не спрашиваю, кто стоит за дверью. Но меня так приучили.
Дед считал, что спрашивать «кто там» неприлично. Хозяин всегда должен быть рад гостю: званному или незваному, всегда должен открывать дверь тому,
А Соболев пытался переучивать по-своему.
— Зайти-то можно? – приподняв бровь, спросил Дмитрий.
— Да, конечно, — я посторонилась, открывая дверь пошире.
Войдя внутрь квартиры, Соболев закрыл за собой входную дверь и тут же обнял меня.
— А поцеловать? – он уже наклонился для поцелуя, но я изогнулась, подставляя ему щеку вместо губ. Соболев хотел что-то съязвить по этому поводу, но тут в коридор вышла мама. Услышав шум в прихожей, она решила посмотреть, что происходит.
Соболев, поздоровавшись с мамой, выжидающе посмотрел на меня, явно развлекаясь за мой счёт. Он точно знал, что я не смогу выставить его из родительской квартиры; что стану сдерживаться при матери и бабушке.
«А поводок-то уже стали медленно наматывать на кулак», — ощущая беспросветную безысходность в душе, подумала я. — «Он, кажется, уже решил, что время моей свободы закончилось».
Понимая, что сейчас не место и не время для разборок, я пригласила Соболева к столу, поинтересовавшись, обедал ли он уже.
Соболев от обеда не отказался — чем очень обрадовал мою маму. Она любила смотреть, как Дима ест, то, что я приготовила. Я никогда не понимала этого, не понимала её пиетета к Соболеву — совершенно точно, дело было не в его деньгах или связях… она как будто гордилась своим зятем, что делало мою жизнь ещё кошмарней.
Я не могла позволить себе быть откровенной с собственной матерью.
Глава 7
Несмотря на моё взвинченное состояние по началу, посиделки с бабушкой и мамой получились теплыми и по настоящему «домашними».
Ароматный чай, бабушкин смех, такие родные мамины хлопоты… неудивительно, что я на какой-то момент расслабилась, на время позабыв обо всех своих проблемах. Соболев сидел рядом: поскольку мы сидели на табуретках без спинки, я через какое-то время стала уставать — и Дима тут же притянул меня к себе, так что я, откинув голову ему на плечо, продолжала обсуждать с мамой и бабулей наши семейные истории.
Соболев, он… Я сейчас не воспринимала его как крутого парня с горой денег, телохранителями и неограниченной властью в городе. Это был мой Дима — тот парень, в которого я влюбилась ещё в суде, а потом случайно встретила на улице. Он пах как мой Дима, говорил голосом моего Димы — и не был сейчас тем злым, опасным мужчиной, от которого мне хотелось бежать на край света.
Соболев, почувствовав, что я сильнее к нему прижалась, довольно хмыкнул и задал бабушке какой-то вопрос про её молодость, крепче обняв меня за талию.