В чужом отражении

Лошкарева Виктория Витальевна

Бабушка унеслась мыслями в далекое прошлое, а я – в недавнее, в то самое время, когда мы с Соболевым только стали встречаться.

После второй судьбоносной встречи на улице, мы уже не расставались.

Сначала Дмитрий пригласил меня в кино, затем в кафе, а уже на следующий день он повёз нас в ресторан праздновать «начало отношений». В общем, я оглянуться не успела — а мы уже встречались, и все мои друзья, знакомые, коллеги и родные, естественно, знали об этом.

Маме и бабушке Соболев сразу же пришелся по душе: серьёзный, внимательный,

меня любит — большего они и не желали. Коллеги по работе добродушно вздыхали, посмеиваясь над тем, как я по вечерам прихорашиваюсь к свиданиям; и только Аньке изменения в моей личной жизни оказались совсем безразличны — сестра, будучи сильно занятой на работе, игнорировала все мои попытки познакомить её с Димой.

А нам роман между тем быстро развивался.

Правда, если бы всё зависело от меня, мы бы ещё долго присматривались друг к другу: до этого момента у меня ещё не было не то что серьёзных, а вообще каких-либо отношений с парнями, потому-то на каждый шаг вперед я испуганно шарахалась на два назад.

Теперь, оглядываясь назад, я могу оценить то, с какой дотошностью Соболев затягивал меня в свои сети. Несмотря на громкое заявление в ресторане (о том, что мы встречаемся), Дима действовал очень осторожно. Он то вытаскивал меня на премьеру в театр, то устраивал утреннюю прогулку по осеннему лесу – когда кругом золотые листья, легкий морозец и крепкий горячий чай из термоса вместе со свежими, дурманяще пахнущими корицей, сдобными булочками.

Тогда он впервые по-настоящему меня поцеловал: мы сидели на скамейке, укутанные в плед, и он, чмокнув меня в губы, заявил, что я пахну яблоками с корицей.

— Так булочка же, — смутилась я, а он почему-то рассмеялся и, обняв меня за затылок, сильнее притянул к себе.

До этого мы тоже иногда целовались, но мне всегда было стыдно и неудобно ( вдруг кто увидит), а потому я всегда невольно отстранялась от Дмитрия; но в лесу никого кроме нас не было, а лес … лес, одетый в золото, казался волшебным местом. Немудрено, что я полностью «растворилась» в поцелуе.

Отстранился первым Соболев , прошептав, что я слишком сладкая для холодного осеннего леса.

И… мы продолжили встречаться.

Он почти каждый день заезжал за мной на работу, каждые выходные мы проводили вместе. Но это всегда были вполне невинные, целомудренные встречи. Я тогда не придавала значения, почему он не знакомит меня со своими коллегами или друзьями; не обращала внимание на то, что простой следователь работает по слишком свободному графику: когда-то от кого-то я слышала, что у милиционеров большие отпуска, чуть ли не полтора месяца, а потому его выходные казались мне чем-то естественным и нормальным.

А ещё я ему верила.

Сначала с осторожностью, памятуя о грустном опыте моей мамы; затем абсолютно – как глупая и наивная девица, пропустившая первую любовь в пубертатном периоде и нагоняющая всё это во взрослой жизни.

Однажды, когда после какой-то романтической комедии, мы увлеклись поцелуями прямо на подземной парковке. К тому времени, я уже не особенно соображала, где нахожусь и что со мной происходит – а происходило, между прочим, многое:

одна его рука уже залезла мне в лифчик, а вторая зачем-то задирала мою ногу (одетую в джинсы, между прочим)

Хлопнувшая вдалеке дверь машины разрушила всё волшебство, заставив меня вздрогнуть, а Дмитрия – тяжело вздохнуть.

— Янка, я сейчас взорвусь. – Он крепко держал меня на месте, не давая сдвинуться с места. – Подожди, я сейчас успокоюсь.

Затем Соболев с непонятной усмешкой посмотрел в мои растерянные глаза.

— Если ты, конечно, не хочешь заехать ко мне на кофе.

— Так ведь уже начало первого, — покосилась я на часы.

— Тогда чаю… соку… — хмыкнул Соболев, и тут же вкрадчиво предложил, — твои уже спят давно. Неужели ты хочешь разбудить маму посреди ночи?

Дима знал, что мы с мамой спали в одной комнате. Бабушка, несмотря на слабое здоровье, оставалась гордым и независимым человеком. Когда-то давно, они с дедом отдали маме большую комнату, сами перебравшись в бывшую мамину детскую: небольшую узкую комнатушку, куда с трудом поместились диван, шкаф и дедушкин письменный стол.

Подумав о маме и бабушке, я внезапно поняла, что Дима прав: мама уже настолько доверяла Соболеву, что спокойно засыпала, не дожидаясь моего появления.

— Я отвезу тебя перед работой, чтобы ты смогла переодеться, — искушал меня Соболев.

Покраснев, я тогда впервые с момента в зале суда отвела взгляд в сторону. В этот раз, правда, этот необыкновенный мужчина не стал глумливо фыркать в мою сторону. Вместо этого, схватив меня за подбородок, он вернул моё лицо в исходное положение – так, что я вынуждена была встретиться с ним взглядом.

— Скажи как есть, — ласково предложил он.

А я вздохнула…

И выложила.

—Помнишь, мы с тобой на прошлой неделе продолжение Сумерек смотрели?

— И? – нахмурился Соболев. Фильм ему тогда не понравился. – К чему это ты?

Взрослому человеку, бакалавру с дипломом стыдно было говорить про такие вещи, но… я конечно мысленно пинала себя за лень и недальновидность, но уже ничего поделать не могла. Пришлось сознаваться – иначе, я боялась этого, моё молчание могло выйти мне боком.

— Помнишь, когда Белла вышла замуж и они приехали на остров, она там в ванной… прихорашивалась.

Точнее, Белла там брилась, чистила зубы, и делала много чего ещё – вслух этого тогда я произнести не смогла.

А Соболев вообще не помогал.

Подняв светлую бровь, он озадаченно посмотрел на меня.

—И?

Теперь уже смешалась я:

—Так ты меня просто переночевать к себе приглашаешь?

Этот гад даже не засмеялся – загоготал, одним движением притянув меня к себе.

— Не переживай, солнце моё, — прошептал он мне на ухо. – У меня дома тоже есть душ.

Его рука медленно «проехала» по моей ставшей вдруг очень чувствительной груди.

— И я сам тебя помою.

А я-то волновалась вовсе не из-за этого! Ну как сказать про бритву?… Нет, я, конечно, следила за гигиеной, однако никто не бреется каждый день! А ещё зубная щётка, расчёска…. Какое счастье, что хотя бы дезодорант имелся у меня в сумке.