В дальних плаваниях и полетах
Шрифт:
«РД» пересек остров Рудольфа. Отсюда до американского острова Патрика, на протяжении почти двух с половиной тысяч километров, воздушный путь лежал над Ледовитым океаном.
На курсе снова появилась мощная облачность. «Только вперед и только по прямой!» Пробив второй циклон, самолет подошел к Северному полюсу. Данилин сверился с графиком.
— Идем с опережением на четырнадцать минут, — порадовал штурман.
Экипаж изменил курс и пошел по сто двадцатому меридиану — на Калифорнию…
Впереди показались какие-то тени. Скалы! Земля!.. Это был остров Патрика. За Землей Бэнкса вскоре показался материк. Тянулась канадская тундра — бесчисленные озера,
— Экипаж был сильно утомлен, — рассказывал Михаил Михайлович, — но нас очень ободряли показатели бензинового счетчика: можно лететь дальше на юг! Юмашев и Данилин спрашивали: не следует ли передать радиограмму правительству, что мировой рекорд дальности уже побит? Но я решил выждать, пока дело не будет доведено до конца, пока мы не совершим посадку. Теперь все это в прошлом, но такое не забывается!.. Вы спрашиваете о нашем настроении? Разумеется, мы счастливы!
Как только летчики встали из-за стола, началась передача, организованная радиовещательной компанией. У микрофона с самодовольным видом расхаживал низкорослый щуплый человек в клетчатом малиновом пиджаке и мягкой черной шляпе — Уолтер Харвей, скромный фермер из Сан-Джасинто. Волею обстоятельств он стал популярной личностью, на его долю выпало в тот день первосортное паблисити.
Когда «РД» опустился на поле и Сергей Алексеевич Данилин выскочил из машины, невдалеке показался ветхий форд. За рулем сидел Уолтер Харвей. Данилин вручил фермеру заранее подготовленную записку на английском языке: «Мы, летчики Советского Союза, совершающие перелет из Москвы в Америку через Северный полюс, просим срочно сообщить советскому посольству в Вашингтон, местным властям и на ближайшие аэродромы, что мы благополучно опустились». Харвей заторопился на телефонную станцию, и через несколько минут мы в Сан-Диего узнали, что «РД» сделал посадку в ста пятнадцати километрах к северу от мексиканской границы.
Неведомый фермер приобрел известность, имя его обошло все газеты, появились портреты «удачливого Уолтера». Он быстро вошел во вкус и давал интервью. Сейчас Харвей выступал перед миллионами радиослушателей.
Паблисити Уолтера Харвея было недолговечно: на другой день о нем уже не упоминали ни газеты, ни радио. Но маленький фермер не упустил случая нажить толику денег. «РД» опустился на его земельном участке, и ловкий Харвей установил таксу за… осмотр советского самолета: квартер — четверть доллара с владельца каждого подъезжавшего сюда автомобиля. Он оборудовал палатку и стал продавать экскурсантам кока-кола. На дорогах к Сан-Джасинто появились указатели со стрелкой: «Путь к советскому самолету». Серебряные струйки потекли в карманы новоиспеченного бизнесмена. Лихорадочную деятельность оборотистый фермер проявил перед разборкой машины; он разослал в газеты соседних городов анонсы: «Еще только три дня вы можете видеть рекордный русский самолет!» Туда устремились сотни автомобилей…
В тот самый час, когда «РД» кружил над полем Уолтера Харвея, чкаловский экипаж покидал США. Настроение летчиков омрачалось отсутствием вестей о Громове. Но двумя часами позже, когда «Нормандия» вышла в океан, радиостанция парохода приняла короткую телеграмму из Марчфилда на имя первооткрывателей воздушного пути через полюс: «Мировой рекорд дальности побит. Приземлились в Южной Калифорнии». Чкалов, Байдуков и Беляков откликнулись: «Восхищены мастерством Громова, Юмашева и Данилина, которые подтвердили реальность
У знаменитого советского пилота, сопровождаемого почтительными взорами пассажиров «Нормандии», завязался как-то вечером разговор с попутчиком — американским миллионером.
— Вы богаты, мистер Чкалов? — спросил капиталист.
— Очень! — сказал Валерий Павлович.
— А какой, позвольте спросить, у вас капитал? Во что оценивается ваше состояние, сэр?
— У меня сто семьдесят миллионов.
— О, сто семьдесят! — воскликнул собеседник Чкалова. — Чего же — рублей или долларов?
— Нет, сто семьдесят миллионов человек, которые работают на меня так же, как я работаю на них.
ПОЧЕТНЫЕ ГОСТИ КАЛИФОРНИИ
Из военного городка Марчфилд началось путешествие мировых рекордсменов по Калифорнии. Поздним вечером мы приехали в Сан-Диего. У подъезда отеля на пилотов ринулись корреспонденты, фотографы, кинооператоры. Громов погрустнел: «Вот тебе и отдых!» Снова приходилось давать интервью, отвечать на расспросы: «Что именно и в каком количестве съели вы, мистер Громоу, за последние сутки полета?», «А сильно вы мерзли над полюсом?», «Правда ли, сэр, что среди ваших продовольственных запасов было десять фунтов черной икры?»
— Кажется, оторвались, — со вздохом облегчения сказал Юмашев, войдя в вагон поезда, уходившего в Лос-Анжелес.
— Неужели удастся часок-другой вздремнуть? — проговорил Данилин.
Не прошло и минуты, как в вагон с шумом ввалилась веселая репортерская компания. Соседи-пассажиры отводили фотографов в сторону и перешептывались; бакалейщик Смит, судья Паркинс, дантист Ункельс и его самодовольная супруга заказывали фотоснимки, изображающие их в обществе пилотов, — паблисити!..
Рабочие делегации полуторамиллионного Лос-Анджелеса ждали советских гостей. Люди заполнили перрон, запасные пути, взобрались на площадки, крыши и буфера вагонов. Полетели букеты. Пилотам насилу удалось выбраться на вокзальную площадь, запруженную народом. Из группы русских, эмигрировавших в Калифорнию еще в царское время, вышел рослый человек с бородой по пояс, склонил седую голову: «Слава вам, русские люди!» Кто-то запел «Интернационал», его подхватили сотни голосов…
Солнце еще не поднималось над Сьерра-Невадой, малолюдны были живописные, радующие обильной тропической растительностью улицы красавца города, а у особняка советского консульства гудела толпа. В дверь стучались школьники, целыми классами приходившие за автографами. Фоторепортеры ждали выхода громовского экипажа. Посыльные несли пачки поздравительных телеграмм, записки от модных портных и парикмахеров, от владельцев магазинов и ресторанов, предлагавших пилотам свои услуги, нередко безвозмездно, — словом, все, как неделей раньше, было на другом конце США.
Летчиков пригласили на просмотр нового фильма с участием знаменитой Ширли Тэмпл, самой юной артистки Соединенных Штатов. Кудрявая, большеглазая, миловидная девочка встретила гостей с напускной важностью; ей, видимо, нравилось изображать надменную и капризную леди. Но стоило Ширли оставить эту роль, и она превратилась в обаятельного ребенка. С Громовым у маленькой артистки быстро завязалась дружба, а Юмашев — не только выдающийся пилот, но и художник — завоевал ее сердце, подарив Ширли рисунок, где она была изображена у штурвала «РД».