В дальних плаваниях и полетах
Шрифт:
— Стимшип зламал пропеллер, ай-ай-ай!.. Бери сори… Бардзо жалуе! — метался мой «старый друг».
— Пайлот! Знаменитый сиэтлский пайлот Кюртцер! — внушительным тоном сказал нам первый штурман, раскланиваясь с дядей, который несомненно явился бы украшением любой баскетбольной команды.
Перед нами был владелец и пилот пятиместного гидроплана «Кертис-Райт».
Проведав, что машине Кюртцера на днях пойдет второй десяток лет, пассажиры утратили интерес к воздушному путешествию и решили ждать следующего парохода. Но у нас с Верноном выхода не было: до вылета рейсового «Локхид-Электра»
ВОЗДУШНЫЙ БИЗНЕС МИСТЕРА КЮРТЦЕРА
Слабая волна покачивала обшарпанный, канареечного цвета самолет на поплавках. Вид машины не внушал доверия — давно уже отслужила она все сроки. Вернон окончательно скис. Он хотел что-то сказать, но, видимо, передумал и потупился.
Пилот пошептался с механиком и, изобразив на длинном лице любезную улыбку, отколупнул от фюзеляжа кусочек ссохшейся краски.
— Будем готовиться к старту, джентльмены?
Мне вспомнился «фарман», на котором я в 1924 году впервые испытал блаженное ощущение полета. Эта комбинация из фанеры, деревянных реек, проволоки и специальной ткани — перкаля казалась превеликим чудом техники. Пропеллер клокочущего, кашляющего, тарахтящего мотора, установленного в средней части «фармана», позади пилотской кабины, «толкал» его вперед, заставляя двигаться с неимоверной скоростью — девяносто километров в час!.. Конечно, по сравнению с «фарманом» пятиместный «кертис» — совершенство, но к середине тридцатых годов кюртцерский гидроплан бесспорно заслужил уже место в музее авиационной техники.
— Вы обязуетесь, мистер Кюртцер, прилететь в Джуно раньше завтрашнего полудня — до старта рейсового «локхида» на Фэрбенкс? — спросил я.
— Доставлю вас в Джуно сегодня к вечеру, — заверил хозяин «кертиса».
— Гарантия?
— Если опоздаем к вылету «локхида», вы не платите мне денег. О’кэй?
— Смотрите, мистер Кюртцер, не промахнитесь!
— Это мой бизнес, — тоном уоллстритского банкира произнес он и распахнул дверцу кабины.
Кюртцер не скрывал своей радости. Давно уже старый «кертис» стоял на приколе, а его владелец бедствовал. «Воздушный бизнес», по-видимому, открывал возможность как-то заштопать прорехи в его дырявом хозяйственном бюджете. Позднее Кюртцер признался, что для нашего полета ему пришлось обегать знакомых, занимая деньги на бензин.
«Кертис» мучительно долго выруливал на старт. Пилот дал полный газ. Пошатываясь, как переложивший ночной гуляка, гидроплан бежал по заливу и упрямо не желал отрываться от воды. Тревожно косясь на механика, Кюртцер раскачивал штурвал, но самолет только клевал носом. Он несся прямо на голландский торговый пароход. У Вернона вытянулось лицо, глаза замигали, будто в них внезапно ударил прожекторный луч. Гидроплан еще раз клюнул, кланяясь голландцу, и вдруг подскочил. Мы были в воздухе.
Интересуясь компасным курсом, я глянул через плечо пилота. На приборной доске зияли отверстия — приборов было куда меньше, нежели гнезд, в которых им положено находиться. «В минуту жизни трудную» Кюртцер по возможности облегчал свою машину, даже компас не уцелел.
— Как мы полетим без компаса? —
Пилот только повел плечами.
— Вот карта, у нас есть хорошая карта, — указал механик на потрепанный свиток, лежавший у ног Кюртцера. — Можно обойтись без компаса. Чтобы не потерять ориентировку, если на курсе появится облачность, мы полетим низко.
А президент Уилсон рекомендовал «первоклассный самолет»!.. Единственным достоинством канареечного гидроплана было то, что он не падал и как-никак передвигался в желаемом направлении со скоростью полтораста километров. Но едва на горизонте намечались облака, Кюртцер резво снижался, боясь заблудиться в тумане.
Бесчисленные островки, поросшие хвойным лесом, пробегали внизу, метрах в ста. Пароходы, катера, рыбачьи шхуны, оставляя пенистые следы, проносились под нами. Справа из-за холмов вынырнуло селение. Дома на сваях разбросаны вдоль залива, с берега протянулся деревянный причал. Кюртцер бережно посадил машину и подрулил к берегу. Гидроплан прибыл на канадский остров Ванкувер, в поселок Аллерт-бей.
Как из-под земли выскочил старенький форд.
— Прошу, джентльмены!
Автомобиль выпустил струю дыма, затрясся, как в малярийном приступе, и, припадая на бок, заковылял по ухабам. В тучах пыли понеслись вслед красноглазые псы с оскаленными клыками.
В таможне, похожей на лавку древностей, сложив ладони на животе, дремал за столом краснощекий толстяк. Услышав шаги, он приоткрыл глазки, коротко промычал и сунул Кюртцеру разлинованную ведомость. Пилот написал, что трое граждан США и один гражданин СССР летят транзитом через Канаду на Аляску и никаких предметов торговли не везут. Не взглянув на запись, толстяк лениво махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена. Мы были уже за порогом, когда таможенник снова ожил:
— А сувениров вы не везете?
— Нет, сэр, нет!
Изогнутая вдоль залива улица была пустынна. Лишь у высоких, пестро раскрашенных деревянных столбов возились полуголые индейские ребятишки. Столбы эти с резными изображениями чудовищных птичьих голов — тотемы — служат гербом рода; по древним верованиям индейцев, они охраняют от злых духов и иных напастей.
«Кертис» полетел дальше на север. Раскрывались изумительной красоты пейзажи, напоминавшие берега Амура, Волги, Камы. Морские суда и челноки сновали в проливах. Слева пенными горбами вздымался Великий океан, справа белели горные цепи, леса тянулись к сверкающим вершинам. В тихом заливе торчали мачты потонувшего судна, и так прозрачны были воды, что в глубине различался полуразвалившийся остов…
Живописный пейзаж сменили мрачные и необжитые, сплошь лесистые пространства. Гидроплан шел над верхушками вековых сосен. Вдруг открылись просторная бухта, похожая на горное озеро, и прибрежный поселок совершенно сказочного вида. Механик ткнул пальцем в карту: «Бьютедал!» У обрывистого берега лепились «избушки на курьих ножках», окруженные зеленым амфитеатром. Меж великанских деревьев, пенясь и шумя, стремительно низвергались водопады.
Возле сарая с вывеской «Канадская рыболовная компания» на длинной деревянной изгороди сушились сети. У берега толпились рослые светловолосые парни с дымящимися трубочками во рту.