В дальних плаваниях и полетах
Шрифт:
В наше время, в шестидесятых годах, арктические пилоты и летом, и в полярную ночь совершают воздушные рейсы к ученым дрейфующих экспедиций. Карту высоких широт пересекают во всех направлениях пути советских станций на льдинах. Работа наших полярников обогащает представления человечества об огромной области, которая веками была загадкой.
ЧКАЛОВСКАЯ ВОЛЯ НЕ УМРЕТ!
Красная площадь. Потоки молодых демонстрантов. Жизнерадостные, веселые, полные веры в будущее юноши и девушки.
Чкалов и Папанин спустились вдоль кремлевской стены к Манежной площади. Москвичи горячо приветствовали героев. Валерий Павлович обменивался с Папаниным впечатлениями, вспоминал о девчурке, поднявшейся на Мавзолей: «А в руках у нее букетик, крохотный-крохотный…» Потом стал уговаривать Ивана Дмитриевича съездить на какую-то невиданную рыбалку. У гостиницы «Москва» Чкалов распростился — он спешил на аэродром.
Поздней осенью я встретил его в Художественном театре, а на другой день заехал к Валерию Павловичу домой. На письменном столе, подле знакомого глобуса, лежали недавно изданная книга Чкалова «Наш трансполярный рейс» и пачка писем. Почти год прошел, как горьковчане избрали Валерия Павловича депутатом в Верховный Совет СССР. К народному избраннику обращались не только земляки: в его корреспонденции я увидел конверт с почтовым штемпелем «Барселона». Далеко распространилась слава летчика!
— Трудновато мне, — указал Чкалов на письма. — Ведь пишут-то наши советские люди, каждый ждет от тебя ответа. Вот Егорова Матрена Фоминишна, из Канавина, просит протолкнуть — так и пишет «протолкнуть» — свою пенсию в собесе. Или это — от молодежи моего Василёва — насчет постройки водной станции. Читаешь письмо, и думается: может, старая Фоминишна с утра в окошко глядит — не несет ли почтальон весточку от депутата? Я взял за правило отвечать каждому, в течение десяти дней. Потому всегда и кажется, будто недоделал чего-то…
— А летать много приходится?
— Сейчас новую машину готовят, вот это ястребок! — пылко проговорил Чкалов.
— Кто же будет испытывать?
— Этой машины никому не уступлю.
— А шарик в отставке? — показал я на глобус.
— Нет, никуда он от нас не денется! Сейчас октябрь, толковать об этом рановато… Хорошо бы первым делом в Австралию слетать и разведать: как оттуда рвануть дальше на юг?
— К Южному полюсу?
— Ага! На нашем АНТе свободно можно перелететь из Австралии в Южную Америку через Антарктиду. Мы с Байдуковым и Беляковым мозгуем это дело… Ну, а тем временем построят новую машину — для шарика.
— Значит, можно создать самолет дальностью в тридцать тысяч километров?
— Ясное дело!
Чкалов крутнул глобус и улыбнулся.
— Правильно говорил в Нью-Йорке старик Стефанссон, что выбрать маршрут для дальнего перелета стало нелегко… Здорово шагает авиация! Годков пятнадцать назад кто бы поверил, что в наше время можно будет слетать за десять — двенадцать тысяч километров без посадки. А пройдет четверть века,
Это было последнее мое свидание с Валерием Чкаловым, великим летчиком, народным героем.
Несчастье стряслось 15 декабря. В три часа дня мне позвонил товарищ — журналист:
— Беда! Говорят, на Центральном аэродроме разбился Чкалов.
— Невероятно! Валерий Павлович в Горьком.
— Нет, он вернулся в Москву и сегодня будто бы испытывал новый истребитель.
«Сейчас новую машину готовят, вот это ястребок!» — ожили в памяти чкаловские слова.
Беляков находился совсем рядом с аэродромом, я позвонил ему.
— Валерий летал, — подтвердил Александр Васильевич. — Видели, как он снижался вне зоны, больше ничего не известно.
Глубоко взволнованный, я вызвал летно-испытательную станцию, где работали Громов и Байдуков. К телефону подошел Михаил Михайлович.
— Чкалов испытывал опытную машину и пошел на вынужденную посадку, — сказал он. — А где опустился, никто не знает. Байдуков летает сейчас вокруг аэродрома, ищет…
Быстро темнело. Звонки не прекращались. И вдруг — ошеломляющее известие: Валерий Павлович в Боткинской больнице! Еще несколько минут гнетущего неведения, и на вопрос, правда ли, что Чкалов доставлен в больницу, главный врач отвечает утвердительно.
— Его состояние? Какие надежды?
— К нам его привезли бездыханным, — слышу печальный голос.
Великого летчика не стало.
Еще утром, веселый и довольный, он ласково простился с семьей, пообещав сыну часа через три вернуться с аэродрома. Там стоял истребитель новой конструкции. Испытать самолет в воздухе, нащупать и вскрыть все его уязвимые места, определить достоинства и высказать мнение о боевой машине, которая должна усилить мощь отечественной авиации, Чкалов считал своим святым долгом.
Полет на остров Удд и трансполярный рейс в Америку принесли ему любовь и уважение народа, всемирную славу. Но он постоянно чувствовал себя в неоплатном долгу перед Родиной и слышать не хотел о том, чтобы оставить любимую и опасную испытательскую работу: «Я буду держать штурвал самолета, пока в моих руках есть сила, а глаза видят землю». Он остался верен своему слову до конца.
После полудня Валерий Павлович приехал на аэродром.
— Не замерзли, друзья? — обратился он к механикам. — Говорят, нынче чуть ли не все тридцать градусов!
Летчик обошел вокруг истребителя, с удовольствием подлинного ценителя оглядывая строгие его очертания.
— Все в порядке?.. Лечу!
Самолет пошел в воздух. Первый раз опытная машина поднялась над землей.
Истребитель описал круг за границей аэродрома, зашел на второй. Мотор ровно гудел в прозрачном морозном воздухе.
Люди на старте, запрокинув головы, следили за машиной. Сейчас Чкалов закончит второй круг и пойдет на посадку. Что он скажет?
На двухсотметровой высоте самолет приближался к аэродрому. Внезапно гул оборвался: что-то произошло с мотором! Люди на старте замерли.