В дальних плаваниях и полетах
Шрифт:
Стремился в Заполярье и Вася Локтев, московский радист. Вот бы очутиться на мысе Челюскин или, еще лучше, на острове Уединения — узнали бы Васю! И ему представляется, как ночью, в неистовую пургу он принимает радиограмму от группы изыскателей с просьбой о помощи. Вася надевает кухлянку и шапку-ушанку, выбирается из палатки… Здесь внезапная догадка оборвала полет его фантазии: «Да ведь там, за Калужской заставой, все было похоже на лагерь полярников! Не тренировались ли те люди к арктической экспедиции?.. Но трупы?!»
Локтев был близок к раскрытию «секрета» четырех полярников. Персонал
— В этих «полевых условиях» мы проверили и испытали научные приборы, ветродвигатель, рацию, обмундирование, снаряжение. Узнали, как долго удерживается в палатке тепло. Наконец, выяснили кулинарные способности каждого. Кренкель связывался с радиолюбителями Казани, Харькова, Одессы, Тбилиси, а те и не подозревали, что беседуют с будущей станцией УПОЛ…
Так рассказывал мне Папанин поздней январской ночью 1937 года. Снег крупными хлопьями сыпал на безлюдную столичную улицу.
Пришла пора раскрыть тайны Центральной Арктики! Честь этих открытий будет принадлежать Советскому Союзу, и наша страна использует их для полного освоения Северного морского пути, для трансполярных полетов…
Минувшей осенью Папанин вернулся из дальнего арктического плавания: он ходил на «Русанове» к восемьдесят второй параллели. На острове Рудольфа, самом северном в архипелаге Франца-Иосифа, возникла главная база экспедиции. Два жилых дома, радиостанция, гараж, склады выросли на берегу маленькой советской земли, в девятистах пятнадцати километрах от полюса. Двадцать четыре человека остались зимовать на Рудольфе. Они пустили электростанцию, подготовили тракторы и вездеходы, доставленные «Русановым», оборудовали посадочную площадку на ледяном куполе острова и ждали воздушную эскадру из Москвы.
— До вылета еще несколько недель, — сказал Папанин и заторопился: — Батюшки, четвертый час! А у меня с утра уйма дел: проверка оружия, испытания приборов и ашгаратов.
— Последний вопрос, Иван Дмитриевич: ваша радиостанция УПОЛ будет держать связь только с островом Рудольфа?
— Это уже по части Кренкеля, спросите у него.
— Эрнст Теодорович в Москве сейчас?
— Да, он неподалеку от меня живет. Где это онегинская Татьяна останавливалась в Москве? «У Харитонья в переулке»? Вот в этом самом переулке, «у Харитонья», квартира Кренкеля.
Знаменитый радист охотно рассказал о генеральной репетиции:
— Мы убедились, что к жизни на льдине готовы, хотя у Калужского шоссе даже при самой пылкой фантазии не вообразишь, что ты на полюсе…
— А радиостанцией вы довольны? — спросил я.
— Вполне! У нас два комплекта аппаратов. Надежная связь с Землей — буквально вопрос нашей жизни. Если мы не в состоянии будем передать свое местоположение, то отыскать в океане нашу льдину, не зная ее координат, — все равно что найти иголку в стоге сена.
—
— Постоянно — с островом Рудольфа, а через него — с Диксоном и с Москвой. На досуге надеюсь связаться с любителями всех частей света… Чертовски хочется, чтобы скорее промчались эти последние недели!
Он тосковал по Северу. Почти половина его сознательной жизни прошла за Полярным кругом. Кренкель дважды зимовал на Новой Земле, строил радиостанцию у восьмидесятой параллели, летал на дирижабле к Земле Франца-Иосифа, участвовал в походах «Сибирякова» и «Челюскина», а совсем недавно вернулся с Северной Земли.
Молодые исследователи гидробиолог Петр Петрович Ширшов и геофизик Евгений Константинович Федоров были озабочены весом научных приборов; для них установили жесткую норму — четыреста пятьдесят килограммов; немало пришлось переделывать, облегчать.
Только одной экспедиции удалось до этого побывать на Северном полюсе. Двадцать три года отдал путешествиям в центр Арктики американец Роберт Пири. С изумительным упорством он стремился туда по льдам, каждый раз проникая все дальше на север, но снова возвращался на побережье Гренландии, не достигнув цели. Наконец 6 апреля 1909 года очередной поход завершился успехом: отряд из шести человек — самого Пири, врача-негра Мэтью Хенсона и четырех эскимосов — с помощью сорока упряжных собак добрался до Северного полюса. Лишь тридцать часов пробыл отряд в сердце Арктики; понятно, что науке экспедиция Пири дала очень мало. «Северный полюс будет завоеван авиацией», — предсказывал путешественник.
— Не минуты, как на самолете либо дирижабле, не часы, как в санной экспедиции, а многие месяцы проведем мы вчетвером на дрейфующей научной станции, — говорили журналистам Ширшов и Федоров.
Оба они тоже прошли хорошую арктическую школу. Ширшов побывал на Новой Земле, в походах «Сибирякова» и «Челюскина», в исследовательской экспедиции на «Красине». Евгений Федоров, окончив Ленинградский университет, уехал магнитологом на Землю Франца-Иосифа, а спустя два года вместе с Папаниным перебрался на полярную станцию мыса Челюскин.
Четверке полярников предстояло прожить на плавучей льдине неопределенно долгое время. Нельзя было точно предугадать, в какую сторону ветры и течения повлекут дрейфующий лагерь; с какой скоростью будет он удаляться от полюса; сколько времени ледяное поле сможет «возить» на себе этих отважных людей… Они позаботились о научном оборудовании, связи, жилье, одежде, питании, о своем досуге и здоровье. Что, если кто-либо из них захворает? Больницы или поликлиники на Северном полюсе, как известно, нет, но врачебная помощь им обеспечена: Петр Петрович Ширшов, или Пэпэ, как сокращенно называли его товарищи, по совместительству «главный медик экспедиции»; он сможет поставить диагноз, назначить лечение и даже произвести несложную операцию. Ширшова снабдили аптечкой и специальным «лечебником для Арктики». Забегая вперед, скажем, что полярники за время девятимесячного дрейфа болели редко, причем товарищи охотно прибегали к советам Петра Петровича, хотя и острили: «Как бы первая помощь, оказанная Пэпэ, не оказалась для больного последней».