В дальних плаваниях и полетах
Шрифт:
Женщины явились к Шмидту:
— Почему нас хотят отправить первыми? Мы согласны, что начать следует с Аллочки, Карины и их матерей, но остальные женщины не желают никаких льгот. Надо, Отто Юльевич, пересмотреть список.
— Нет, не надо, такой порядок эвакуации правилен, и на Большой земле все его одобрят. В том, что женщины улетят первыми, нет ничего обидного, это справедливо.
Полярники готовили аэродром. Посадочную площадку отыскали в пяти километрах от лагеря. Туда перетащили искалеченную амфибию. Бабушкин и механики принялись за ремонт единственного
На льдине наступил «строительный сезон»: полярные робинзоны оборудовали и утепляли палатки, окна застеклили фотопластинками, предварительно соскоблив с них эмульсию.
Казалось, жизнь постепенно входит в колею обычной полярной зимовки, но стихия напоминала о себе.
Внезапно льдина треснула, возникли широкие каналы. Челюскинцы едва успели перенести запасы продовольствия на новое место — «островок спасения»… По пути к аэродрому появились полыньи, мороз затягивал их белой пленкой.
Глубокая трещина подобралась к продовольственному складу челюскинцев в Чукотском море.
5 марта под вечер я, как обычно, отправился в Главное управление Северного морского пути. Накануне дежурный синоптик предупредил: «Вероятно, завтра на Чукотке прояснится». Войдя в операционный зал, я обратился к старшему радисту:
— Новости есть?
— Еще какие! Ляпидевский прилетел в лагерь Шмидта…
Над Чукоткой в тот день выглянуло долгожданное солнце. Стоял сорокаградусный мороз. Кренкель передал на материк новые координаты лагеря. Ляпидевский взлетел, двухмоторный «АНТ-4» лег на курс к ледовому поселку.
Самолет шел над необъятными торосистыми полями, сверкавшими мириадами искр. К исходу второго часа полета экипаж заметил на снежной белизне темные пятна и черточки. Трещины, разводья?.. Ляпидевский и штурман Петров присмотрелись.
— Да это же палатки! — воскликнул пилот.
— Точно, лагерь. А вот и аэродром… Видишь, Толя, — бабушкинская амфибия…
По льду сновали три фигурки, торопливо расстилая посадочный знак Т. Со стороны лагеря гуськом шли люди. Вот они столпились у трещины, преградившей путь к аэродрому.
— Не наши ли пассажиры пробираются? — сказал штурман. — Будем садиться?
— Площадка чертовски мала, но выбирать не приходится, — ответил Ляпидевский.
А. Ляпидевский идет на посадку в лагере О. Ю. Шмидта.
«АНТ-4» опустился на льдину, к нему бежали трое — те, кто выкладывали посадочный знак: механики Погосов, Валавип
Из лагеря подоспели Шмидт, Воронин и Бабушкин.
— У меня для вас письма из Уэлена, — сказал Ляпидевский начальнику экспедиции.
— Отлично посадили машину! — заметил Отто Юльевич, наскоро ознакомившись с первой почтой. — Но как будете взлетать? Не мала площадка?
— Взлетим.
Окруженные толпой провожающих, появились женщины. На руках у матерей — Аллочка и Карина.
— Какое путешествие приходится совершать нашим малышкам!
— И по морю, и по воздуху…
Женщин усадили в кабину.
Полный газ, небольшой разбег, и самолет повис над торосами. Круг над лагерем, традиционное покачивание крыльями. Ляпидевский положил машину на обратный курс. Впереди — мыс Сердце-Камень…
Встречать самолет вышло все население Уэлена — Кренкель успел передать, что на борту «АНТ-4» летят женщины и дети…
Радостное известие молниеносно распространилось в столице. В редакцию невозможно было дозвониться — заняты все телефоны: москвичи хотели получить подтверждение об успешном полете и спасении первой группы челюскинцев. С трудом удалось мне прорваться. Получил экстренное задание: узнать подробности рейса Ляпидевского и биографию пилота.
Вскочив в «газик», помчался к Аэрофлоту. Занятия давно кончились, но где-то на четвертом этаже я застал сотрудника отдела кадров, и в руках у меня очутилась тоненькая папка: «Краткая автобиография пилота А. В. Ляпидевского».
Заглядывая в папку, я диктовал по телефону стенографистке:
— «Полярному летчику Анатолию Ляпидевскому двадцать пять лет…» Да, да, только двадцать пять. Абзац. «Он родился в 1908 году, в семье учителя. Двенадцати лет ушел на заработки в станицу Старощербиновскую на Кубани, почти четыре года был батраком. Осенью 1924 года вступил в комсомол. Больше года работал на маслобойном заводе. Райком комсомола направил его в авиационную школу…» Записали? Продолжаю. «В 1929 году Ляпидевский успешно окончил школу морских летчиков и был назначен инструктором». Абзац. «Два года назад перешел на службу в Аэрофлот. Работал на авиалиниях Дальнего Востока, затем переведен в полярную авиацию». Всё!
Когда я вернулся в редакцию, иностранный отдел принимал отклики из зарубежных стран; вечерние газеты некоторых европейских столиц успели сообщить о полете Ляпидевского.
Под утро меня вызвали к редактору.
— Отправляйтесь специальным корреспондентом на Дальний Восток, — сказал он. — Быть может, понадобится ехать на Камчатку или Чукотку, но сейчас торопитесь в Хабаровск, там получите инструкции. Вы готовы?
— Выеду первым экспрессом…
Воздушного сообщения между Москвой и Дальним Востоком еще не существовало, поездом приходилось ехать около девяти суток.