В дальних плаваниях и полетах
Шрифт:
Наша первая беседа с Красинским затянулась. Выходя из его каюты, я столкнулся в дверях с высоким худощавым стариком в стеганом ватнике и шапке-ушанке. Это был Леонид Михайлович Старокадомский, участник славного арктического похода «Таймыра» и «Вайгача». В 1913-1915 годах эта экспедиция под начальством Бориса Вилькицкого прошла по Северному морскому пути с востока на запад, из Тихого океана в Атлантику, и открыла Северную Землю.
Старокадомский сбросил шерстяной плед, который был накинут поверх ватника, быстро переобулся в чесанки и, потягиваясь, стал рассказывать, как идет погрузка.
— Вы опять таскали ящики?! — ополчился на него Красинский.
— Ничего со мной не сделается, —
Это он, врач полярной экспедиции «Таймыра» и «Вайгача», 3 сентября 1913 года коротко отметил в своем дневнике важное событие: «Рано утром справа были замечены очертания берега… Вскоре туман начал подниматься, и шедшие на кораблях к новым, неизвестным берегам увидели широко раскинувшуюся, покрытую изрядно высокими горами землю…» То была Северная Земля. А спустя несколько дней возле острова Малый Таймыр гидрографы нанесли на карту кусочек суши, замеченный самим Леонидом Михайловичем и названный позднее островом Старокадомского…
Миновали сутки, и на палубе «Совета» остались лишь узенькие проходы между нагромождениями ящиков и бочек. Судовые коки сбились с ног — никогда им не приходилось кормить так много пассажиров.
А лагерь челюскинцев жил без перемен. Самолеты больше не навещали его. Со дня гибели судна прошло около шести недель, запасы продуктов скоро иссякнут. Как хорошо, что Ляпидевский вывез женщин и детей!
Получил редакционную телеграмму: «Из Кронштадта через Панамский канал идет на помощь челюскинцам «Красин», наш корреспондент на ледоколе — Борис Изаков. Желаем «Совету» счастливого плавания».
Ледокол «Красин» спешит из Кронштадта на помощь челюскинцам.
Наконец пришел и наш час: мы расстаемся с Владивостоком. «25 марта, в 9.20 по московскому времени, «Совет» отправился на Камчатку» — этими словами я открыл свой «морской дневник». Почти каждый день он пополнялся короткими записями:
«27 марта. Скрылись за горизонтом скалистые берега Приморья. Идем к Сангарскому проливу.
28 марта. В тот час, когда хабаровская радиостанция транслировала бой часов кремлевской башни, «Совет» вошел в Сангарский пролив, разделяющий японские острова Хоккайдо и Хонсю. В течение двух часов нас сопровождал японский миноносец.
1-2 апреля. Прошли вдоль Курильских островов, скрытых туманом. В кают-компании вывесили иллюстрированную стенгазету «За челюскинцами!». После шестисуточного плавания снова увидели берега родины — покрытый снегом мыс Лопатка, южную оконечность Камчатского полуострова».
САМОЛЕТЫ НАД ЛЕДОВЫМ ПОСЕЛКОМ
Первая половина нашего плавания подходила к концу. На душе было тревожно. Почти семь недель обитают челюскинцы на плавучей льдине. Единственное отрадное событие за все это время — полет Ляпидевского, спасение женщин и детей. После того прошел целый месяц — и никаких перемен. К счастью, лагерь дрейфует в одном и том же районе, однако нет никакой уверенности, что его не понесет внезапно на север.
Дрейф льдов в Чукотском море изучен очень мало. Но ведь именно здесь четверть века назад Руаль Амундсен намеревался на знаменитом нансенском «Фраме» войти в льды, чтобы вместе с ними пересечь Центральный Полярный бассейн. Если дрейф изменится и лагерь понесет
«Совет» идет вдоль берегов Камчатки, страны вулканов и горячих ключей. Природа не поскупилась: на полуострове двадцать восемь действующих вулканов. Легкий дымок курится над Ключевской сопкой, возвышающейся почти на пять километров; в нашем Восточном полушарии — это самый высокий действующий вулкан. Вершина сопки покрыта вечными льдами.
Берег совсем близко. «Совет» изменил курс и вошел в Авачинскую бухту.
Петропавловск окружен подковой гор. По сравнению с Хабаровском главный город Камчатки — «глубокий старец», ему двести лет. Петропавловск основан во времена экспедиции Беринга и Чирикова. Отсюда отправлялись в дальние походы русские мореплаватели и промышленники, открывшие и исследовавшие американский Север.
Пока мы находились в плавании, радистам «Совета» удавалось перехватывать лишь обрывки известий о челюскинцах, и только здесь, в Петропавловске, мы узнали, что в лагере Шмидта произошли большие события.
— Льдина испытала серьезные сжатия, но люди невредимы, — рассказал нам начальник камчатской пограничной охраны. — Напором торосистых льдов надвое разломало деревянный барак, где раньше жили женщины и дети. Кухня тоже оказалась разведенной на две части… Вот, читайте…
С нарастающим интересом перебирал я радиограммы челюскинцев: «Происшествия минувших дней не испугали нас, но вызвали много дополнительной работы. Аэродром, где садился Ляпидевский, сломало, мы расчистили новый. Температура держится на одном уровне — минус тридцать восемь… Жизнь в лагере идет буднично: в шесть утра возобновляется связь с материком, в восемь — завтрак, потом наши бригады отправляются расчищать аэродром, ремонтировать жилища… Пополнили продовольственные запасы, подстрелив двух медведей, гулявших возле аэродрома… Следим за продвижением самолетов…»
С трех сторон стремились к лагерю советские пилоты.
Звено Талышева, преодолев труднейшие участки пути, приближалось к Чукотке.
Пароходом «Смоленск» прибыла в Олюторское, на побережье Берингова моря, группа Каманина. Отряд самолетов «Р-5» стартовал отсюда на Чукотку. Две машины, попав в пургу, сделали посадку между Олюторским и Анадырем, а Каманин, Молоков и Пивенштейн, достигнув Анадыря, полетели через горный хребет в Ванкарем и… исчезли.
Пять суток об их судьбе ничего не было известно. На поиски вышли в тундру пешие партии. И вдруг радиограмма: Каманин и Молоков — в Уэлене! Оказывается, дважды пытались они пройти над Анадырским хребтом, но оба раза встретили густую облачность. Полет в тумане грозил бедой — ни одна карта не давала точных сведений о высоте чукотских гор.
Отряд приземлился в маленьком стойбище. Здесь Борис Пивенштейн отдал свой «Р-5» командиру отряда Каманину, самолет которого был поврежден. При последней попытке прорваться в Ванкарем, когда до цели оставалось лишь семьдесят километров, сплошной туман вынудил пилотов изменить курс — Каманин и Молоков полетели в Уэлен.
Нелегким оказался и сравнительно короткий воздушный путь третьей группы — Слепнева и Леваневского. Только 23 марта добрались они через Соединенные Штаты и Канаду до города Фэрбенкса, на Аляске, и тотчас же стали готовить к воздушному рейсу в лагерь Шмидта два американских самолета «Флейстер», закупленных советскими представителями.