В доме Шиллинга
Шрифт:
Былъ также поздній послобденный часъ, когда много лтъ тому назадъ ухавшая тайно изъ Кенигсберга офицерская жена вошла въ переднюю мезонина. Тогда также робко ступалъ подл нея своими маленькими ножками мальчикъ и прижимался блокурой головой къ матери, которая съ жестокой ршимостью промняла свое блестящее положеніе на уединенную жизнь въ монастырскомъ помсть, чтобы сильне наказать своего мужа и заклеймить его передъ свтомъ… Она предполагала тогда воспитать шедшаго подл нея мальчика такъ, чтобы онъ никогда и не вспоминалъ «о легкомысленномъ отц» и навсегда остался исключительно ея собственностью, — страшная
Проходило ли все это въ эту минуту въ голов женщины, сильно посдвшія косы которой лежали на голов такой же изящной діадемой, какъ нкогда блестящіе прекрасные волосы?
Она повела маленькаго Іозе въ свою комнату съ темными стнными шкафами къ старомодному столику на которомъ стоялъ умывальникъ, — сюда же привела она тогда своего мальчика, чтобы умыть его посл дороги и смнить синюю бархатную курточку, столь ненавистную ея брату.
Ея большіе суровые глаза какъ бы подернулись туманомъ, когда она, намочивъ въ свжей вод полотенце, вытирала имъ распухшія вки ребенка, а пальцы ея очевидно избгали прикасаться къ его розовымъ щечкамъ.
— Не болтай! — приказала она рзко, когда онъ робко заговорилъ своимъ нжнымъ мягкимъ голосомъ о тет Мерседесъ, Як и Дебор. Произнеси она еще хоть одинъ звукъ, и голосъ ея прервался бы, чего конечно не понялъ испуганный и замолчавшій ребенокъ.
Онъ не посмлъ даже сказать, что ему очень хотлось пить, и только съ жадностью смотрлъ на графинъ съ водой; у него пересохло во рту отъ крика, отъ духоты и пыли на чердак. Такъ же кротокъ былъ мальчикъ, который двадцать пять лтъ тому назадъ игралъ въ оконной ниш и постелька котораго стояла подл ея постели за грубой шерстяной занавской.
Маіорша размшала въ стакан съ водой немного вина и сиропа и, отвернувшись, подала ребенку. Это освжающее питье она предлагала иногда бднымъ утомленнымъ путникамъ, заходившимъ въ монастырское помстье, почему бы не предложить его чужому ребенку, съ которымъ такъ дурно поступилъ сынъ хозяина этого дома?… A онъ, очевидно, очень страдалъ отъ солнечнаго жара и душевнаго безпокойства, — тотчасъ же обими рученками взялъ у нея стаканъ и жадно выпилъ все до капли!.. Потомъ малютка поднялся на цыпочки и протянулъ рученки, чтобы обнять чужую женщину, что онъ обыкновенно длалъ со всми, кто доставлялъ ему какое-нибудь удовольствіе, но она этого не замтила. Она отставила пустой стаканъ и взяла съ гвоздя щетку, чтобы вычистить голубую кашемировую куртку отъ сна, соломы и пыли. Она еще разъ вытерла ему лицо мокрымъ полотенцемъ, но не коснулась его чудныхъ золотистыхъ кудрей, намокшихъ отъ пота и прилипшихъ ко лбу.
Кто видлъ когда нибудь эту женщину такой неувренной!.. За самой тяжелой работой ея сильныя движенія никогда не теряли спокойной увренности, а теперь она пролила воду и щетка два раза выскользнула изъ ея рукъ на полъ. Она молча и торопливо толкнула ребенка къ двери и вышла съ нимъ въ переднюю.
Въ это время на скрипящихъ ступеняхъ лстницы послышались тяжелые мужскіе шаги и въ полусвт лстницы появилась сдая стриженая голова совтника.
— Э, чортъ возьми! У тебя гости, какъ я вижу, — вскричалъ онъ, еще не поднявшись на послднюю ступеньку. Трудно было ему подниматься на лстницу, — онъ совсмъ запыхался. Но когда онъ вошелъ въ переднюю, онъ представлялъ олицетвореніе силы и
Такимъ пылающимъ взглядомъ окинулъ онъ маленькаго Іозе, который робко отступилъ передъ этимъ человкомъ, съ рзкимъ грубымъ голосомъ, и обими рученками ухватился за руку своей спутницы, которую она, выходя изъ комнаты спрятала въ складкахъ платья, какъ бы не замчая, что ребенокъ искалъ ее.
— Чей это мальчикъ? — рзко и сурово спросилъ совтникъ у сестры.
— Почемъ я знаю? — отвчала она, пожимая плечами и прямо, не моргая, глядя въ его сверкавшіе глаза. — Я шла въ свою комнату и услыхала на чердак дтскій крикъ, — твой Витъ забавлялся и заперъ чужого ребенка въ нашу кладовую.
— И за это ты его такъ обидла? — прервалъ онъ ее, вн себя отъ бшенства и огорченія.
— Обидла? — повторила она съ холодной ироніей. — Я отсчитала ему заслуженные имъ двадцать пять ударовъ и нахожу, что это вполн справедливо, — прибавила она со свойственной ей энергіей.
Это невозмутимое спокойствіе заставило совтника придти въ себя; онъ почувствовалъ, что благодаря этой вспышк онъ потерялъ такъ долго удерживаемое имъ превосходство надъ ней. Онъ сдержался и сказалъ раздраженно: «такъ строго наказывать моего ребенка я не позволяю даже себ самому!»
— Къ его вреду! Изъ мальчика никогда ничего путнаго не выйдетъ!..
Никогда еще во всю свою жизнь не подвергала она своего брата такой неумолимой критик, - она очевидно не владла собой.
— Это твое мнніе, Тереза? — спросилъ онъ язвительно. Его загорлое лицо покраснло отъ гнвнаго удивленія, но онъ не вспылилъ, и только на губахъ его играла злая насмшливая улыбка.
— Было бы ужасно, еслибы и мой сынъ бжалъ съ танцовщицей ночью въ непогоду.
Маіорша молчала. Она стиснула зубы и быстрымъ движеніемъ вырвала свою руку у Іозе.
Совтникъ видлъ это и, насмшливо улыбаясь, проводилъ загорлой рукой по своей рдкой бород.
— Я уже давно вижу, что мой Витъ теб не по вкусу, — продолжалъ онъ. — Онъ уменъ не по лтамъ, у него очень твердая воля, и онъ, какъ истый Вольфрамъ, не привыченъ къ лести и нжностямъ… Такая дрянь, какъ этотъ, — онъ указалъ на Іозе, — теб больше нравится, не правда ли?… Гмъ, женское воображеніе всегда занято. Чортъ знаетъ, что ты въ немъ видишь…
— To, что онъ есть — ребенка чужихъ людей, — отвчала она съ тмъ же неподвижнымъ взглядомъ; но она тяжело дышала и въ ея звучномъ голос слышалось раздраженіе хищнаго звря.
— Само coбoй разумется, что онъ ребенокъ чужихъ людей, вдь у насъ Вольфрамовъ нигд нтъ ни капли родственной крови, — какъ бы вскользь замтилъ онъ. — Я говорю только, такъ какъ теб мой Витъ не нравится, что у тебя своего рода идеалъ, къ которому подходитъ этотъ блокурый мальчишка. Какъ онъ попалъ въ мой домъ и сюда, не черезъ тебя разв? He свалился же онъ съ неба?
— Витъ привелъ его сюда…
— Витъ, всегда и везд Витъ! Бжняжка во всемъ виновенъ, его бьютъ за это, а мальчишка конечно невинный агнецъ. Какъ ты попалъ въ домъ? — Гнвно, не владя боле собой, крикнулъ онъ мальчику, который въ страх отступилъ и молчалъ.