В духе времени
Шрифт:
–
А твоя сколько получает?
–
Сто, - понурился он.
–
А моя сто шестьдесят.
–
Да-а, - завистливо сказал он.
–
Да-а, сочувственно согласился я.
И обмен не состоялся.
КОГДА ПРИРОДА ОТДЫХАЕТ
У Ферульских сын – вундеркинд. На скрипочке играет. Сюиты исполняет и
гаммы. Кроме того – спортсмен. Недавно олимпиаду выиграл, правда, по
математике. В газетах
Видел я этого белобрысого гения. Ничего особенного. Мой даже упитаннее. Но
на моем природа отдыхает. У природы наш род Мышенковых только для отдыха.
«А-а, говорит природа, - у Мышенкова Егора Ивановича сынок родился. Вот на
нем-то я и отдохну». Природе говорят: «так ты уже на Егоре Ивановиче
отдохнула». А она: «А это ничего. Я и на сыночке тоже отдохну. Устала очень».
И отдыхает, паскуда. А меня, Егора Ивановича, на педсовет. Сынок, говорят у
вас балбес балбесом, даром, что курит и бриться начал. Второгодник, мол, но это
не усидчивость. Дебил, но это не французская фамилия.
Человек я принципиальный. Око за око. Природа на мне отдыхает? Тогда я на
ней тоже отдыхать буду. Чуть выходной я на машину и за город на травку. К воде.
Рыба там хорошо ловится. Особенно на динамит. Зимой охота. Да из-под фар. И
парнокопытных у природы меньше. Вот так и отдыхаем. Природа на мне, я на
природе. Так, что в расчете. Баланс сил и усилий. Но это слабо утешает. Слабо.
Особенно когда этого вундеркинда со скрипочкой вижу. Зло берет
МИТРОФАНОВ
Под глазом синяк. В волосах солома. Брюки разорваны неизвестной собакой.
Это - я. Я иду за хлебом. Но хлеб – отговорка. В заднем кармане у меня – на
бутылку. А когда в кармане на бутылку, знакомые чувствуют это каким-то
верхним чутьем. И все почему-то с похмелья и без денег. Когда же страдаешь сам,
ни одного знакомого, конечно, не встретишь. Это закон подлости, проверенный
веками.
Я купил теплую буханку. С мнимым равнодушием подошел к ларьку. Вот она, в
самом углу. Повертел головой – вроде никого. И сунул деньги продавщице.
Бутылка была тяжеленькая и приятная на ощупь. Симпатичного изумрудного
цвета. Пузырьки внутри таинственно играли, обещая избавления. Я ее спрятал на
самое дно сумки, прикрыл тряпочкой, буханку наверх. Потом, спохватившись,
пощупал горлышко – не течет ли? Вроде нормально. Не успел отойти – навстречу
Митрофанов. Издалека тянет руку для пожатия, настойчиво улыбается. Ясное
дело – с похмелья.
– Что, - прозорливо спрашивает он – пузырь взял?
Отказываться глупо. Признаваться
краснею.
– Кто это тебя? – Митрофанов прищурился на мой синяк. На лице сложная
гримаса сочувствия и заботы.
– Не помню, - с облегчением говорю я наконец правду.
Тут из-за угла появляется кривоногий как умывальник Рома Жуков. Идет
пружинисто и целеустремленно. Так ходят обычно за водкой. Глаза Митрофанова
делаются пристальными и одновременно ироничными.
– Ну-ка, ну-ка, -оживляется он. Мы с ним заходим за ларек. Жуков
просовывает лысеющую голову в амбразуру торговой точки и счастливым
голосом говорит:
– Нюра, мне три штуки. Которая по 110.
Он, стараясь не стукать, бережно складывает водку в пакет и слышит сзади
участливое:
– Рома, давай помогу, - это Митрофанов.
Спина Жукова дергается, как от выстрела. Он затравленно поднимает лицо
уже без признаков счастья.
– А-а, это вы… - растерянно улыбается он. Ему не хватает искренности.
Вид, как у загнанного в угол хорька.
– Ну я пошел, - торопливо говорю я.
– Ага, - невнимательно соглашается Митрофанов. Он занят обниманием
Жукова за плечи.
– Да там целая толпа сидит, - отнекивается Жуков, жестикулируя свободной
рукой.
Я прибавляю шаг.
Федя в ожидании прогуливается у ворот и сбивает гибкой палочкой головки
одуванчиков.
– Наконец-то. Тебя только за водкой посылать, - ругается он, но сам весь
светится.
– Хоть бы огурцов нарвал, - недовольно оглядываю я пустой стол.
– Зачем? – поражается Федя. – Ведь хлеб есть.
Он разливает. Пьем. Жуя корочку, я рассказываю про Митрофанова.
– Правильно, - одобряет Федя. – Он постоянно так. А тут и самим пить нечего.
Из его расслоившихся сандалий выглядывают грязные пальцы с
выступающими на полсантиметра ногтями. На руке память о бывшей жене –
наколка «Надя». Рука с наколкой тянется к бутылке, но тут звякает калитка. Кто-
то заходит во двор. Федя, отогнув занавеску, встревожено глядит в мутное от
мушиных экскрементов окошко и тихо матерится.
– Кто? – шепчу я.
– Митрофанов! Выследил, гад.
На дверях дома фигурирует замок, но Митрофанов с похмелья почище
Шерлока Холмса. И он, злодейски улыбаясь, уверенно направляется к летней
кухне. Через секунду открылась дверь.
– Здорово! Вот вы где! А я там гляжу закрыто. А вы здесь.
– Здорово! Чего хотел? – Федя демонстративно наливает всего две стопки.
– Да, бутылку не с кем выпить, пожаловался Митрофанов, хлопая себя по