В духе времени
Шрифт:
цветочки.
Наутро Бабицкий продолжал нас удивлять. Поведение его было странным.
Взять хотя бы такой факт, что он отказался похмеляться. Открыл форточку и
стал делать зарядку с энергичными приседаниями. Потом затеял себе
постирушку и извел весь наш стратегический запас хозяйственного мыла.
Больше того, помыл везде полы. А в 11 часов случилось самое страшное. Когда
мы послали его за водкой, чтобы позавтракать, он на все деньги купил кефира. За
такие
нашей квартире, но мы только насторожились. Тем более, не сразу поняли, в чем
дело. Может, думаем, водку как и молоко стали в пакетиках продавать. Новая
форма торговли, чтобы бутылки не бились. Сгоряча даже налили, а там этот
безобразный кефир.
– В натуре! А водка-то где? – растерялся Петя.
– Ребята, вам уже хватит, - мягко улыбаясь, сказал Бабицкий – Выпили
бутылочку на троих и хватит. Злоупотребление алкоголем вредит вашему
здоровью.
– Ты чего же, гад делаешь? Последние деньги… - завизжал Сундуков, сжимая
кулаки.
Но тут Петя сделал нам страшные глаза и, кивнув на спину Бабицкого,
покрутил пальцем у виска. Мы, потрясенные, замолчали.
– « Скорую» надо вызвать – убежденно сказал Сундуков. – Голову ему надуло.
Гонит он.
Петя был против и говорил, что пройдет само. Надо только отдохнуть.
– Сколько можно отдыхать! Он три года уже нигде не работает, - возражал
Сундуков.
Я связывал все с полнолунием и рассказал о своей тетке, которая сошла с ума,
узнав, что заболела шизофренией.
Решили подождать до вечера, потому, что утро вечера всегда мудренее.
Пока мы вели консилиум, Бабицкий куда-то слинял, оставив записку: «Я за
билетами в филармонию. Оттуда в библиотеку. Берегите себя. Вася».
– А что такое филармония? – спросил Сундуков.
– Придет, спросим, – сказал Петя.
Вернулся Бабицкий только к пяти. Оживленный такой, с книгами, но без
шапки. Книги назывались «Ребятам о зверятах», «Антидюринг» и стихи какой-то
Цветаевой.
– А шапку пропил? – с надеждой спросил Петя.
– Подарил, - беззаботно сказал Бабицкий.
Сундуков выразительно посмотрел на нас и пошел к соседям звонить. Через
полчаса счастливого и ласкового Бабицкого увезла «скорая». На следующий день
мы узнали, что у него что-то психическое с осложнением на всю голову.
Через недели три он выписался и приехал к нам совершенно здоровым, то есть
пьяным. На следующий день он пропил Петино пальто и шарф и украл у соседей
щенка – далматинца, которого тоже пропил. А вечером привел с вокзала
совершенно невменяемую
Бабицкого. Особенно рад был Петя, хотя проститутка и украла его будильник.
ОГУРЕЦ
У Семенова была цветущая жена, а сам же Семенов как-то незаметно отцвел. И
даже несколько облетел с головы. Обозначились нижние веки, уже животик, а не
живот, и осанка профессионального грузчика. Участились сексуальные срывы. И
разницы всего 10 лет, а вот поди ж ты. У жены аэробика, гербалайф и тибетская
диета, у Семенова пачка «Астры», работа до посинения сознания, вечером бутылка
«красного» с устатку. Вот оно и сказалось.
Начал Семенов задумываться, выход искать. Водой ли начать студеной
обливаться или, того гляди, трусцой по утрам. Тут и порекомендовали ему одного
старичка. Который, дескать, кудесник, экстрасенс и все такое. Травы знал и
ботанику, лечил мочой, дерзко экспериментировал с калом. Одним словом,
заметный старичок.
Не без волнения собирался Семенов к этому самородку. Галстук надел, стрижка 3
рубля, лаковые туфли. На электричке поехал в пригород.
Старичок действительно оказался стареньким, с мохнатыми ушами и бородой,
растущей прямо из носа. Но глаза у него ясные и даже несколько пронизывают.
Закурил старичок свою свирепую махорку, разогнал ладошками дым, чтобы
состояние пациента лучше видеть.
–
И на сколько же годков мы помолодеть хочем? - спросил конкретно,
оглядев Семенова своим ленинским прищуром.
–
Откуда знаете, что помолодеть? – поразился Семенов.
–
Дык, сынок, ты только в иликтричку билет покупал, а я уже все видел.
Провидец я – скромно признался старичок и шмыгнул носом.
Семенов, который билет не покупал и проехал в электричке «зайцем», немного
пришел в себя. И, поразмыслив, сказал, что на 15 лет. Чтобы с припуском было.
Чтобы жене назло. Цифра деда нисколько не смутила. Он только почесал кудлатую
голову, метко заплевал махорку и, шаркая валенками, исчез в соседней комнате.
Кряхтя, вернулся с грязным мешком, со строгим видом принялся шарить в его
пыльных глубинах. Достал огурец. Вернее несколько достал. Дальнозорко отстраняя
от себя инструмент, выбрал линейкой тот, который был 15 сантиметров, вдруг
страшно напрягшись, плюнул на него три раза, покрутил им над головой и,
перекрестясь, подал онемевшему Семенову. Говорил строго:
– Это, паря, молодильный огурец. Неженский. Съешь его и начнешь