В когтях багряного зверя
Шрифт:
Не исключено, что при этом пострадал кто-то из защитников баррикады – трудно вести точную стрельбу из оружия массового поражения. Но мы были готовы взять на себя ответственность за невинные жертвы. Обрушившаяся на Корабельную Рощу угроза была слишком серьезной, и ее нельзя было истребить с хирургической аккуратностью. В войне с северянами действовать нужно решительно, грубо и невзирая на последствия. Так же, как воюют сами северяне, что с легкостью перешагивают через трупы как врагов, так порой и своих соратников.
Нам было некогда останавливаться и глазеть на результат своей кровавой работы. Вопли боли и ярости
Оба залповых комплекса перезаряжались автоматически, но на это требовалось время. Впрочем, давать врагу передышку я не намеревался. Быстро развернув истребитель кормой к мосту, я раскрутил сепиллу и обрушил на ворота ураган камней и песка. Роторная катапульта-щетка сама находила себе снаряды, подцепляла их с земли и метала в противника. Вести прицельную стрельбу из такого орудия было невозможно, но этот недостаток целиком искупался шквальной мощностью и ненужностью перезарядки. Вдобавок ко всему сепилла создавала непроницаемую пылевую завесу, чем дезориентировала противника и ввергала его в еще большее смятение.
Спустя три минуты с орудийной палубы поступил очередной доклад о готовности к стрельбе. Я тут же выключил сепиллу и велел Убби подняться в рубку. А пока он шел, я вновь развернул «Гольфстрим» правым бортом к мосту, который вместе с воротами окутывало облако пыли.
Пыль быстро оседала, сносимая ветром, и я внимательно вглядывался в нее, стараясь не проморгать контратаку северян. Для них это было бы сущим самоубийством, поскольку на близком расстоянии «Сембрадор» смел бы их всех подчистую. Но кто знает, что взбредет в голову домару-берсерку после того, как мы нанесли ему коварный удар в спину.
Убби взбежал на мостик и сразу же встал к баллестираде, дабы в случае чего добить тех врагов, кому повезет увернуться от гарпунов. Но я вызвал его наверх не за этим. Мы красноречиво дали понять Виллравену, что удача сегодня не на его стороне. Он потерял бронекат и как минимум половину бойцов своего и без того немногочисленного сквада. Мы были готовы уничтожить их всех, если они не прекратят сопротивление. Но если у них нет охоты погибать, мы можем пойти им навстречу и устроить переговоры.
Именно Убби предстояло предъявить врагу наш ультиматум. И раз уж Кирк считает себя домаром, он обязан принять его. Тем более что речь пойдет не о позорной сдаче в плен, а о благородном северном способе предотвращения кровопролития – поединке вождей враждующих армий. И чей вождь в финале такого поединка останется на ногах, та армия и будет объявлена безоговорочным победителем.
Вообще-то, вождем нашей маленькой армии был я – по крайней мере, когда все мы находились на борту моего бронеката. Но поскольку исход моего поединка с Виллравеном был заведомо предсказуем и плачевен, я был отнюдь не прочь временно передать командование Сандаваргу. Что и сделал сразу, как только стало понятно: противник не намерен контратаковать и устилать мост новыми трупами.
– По-моему, самое время спросить у Кирка, есть ли у него сегодня настроение разговаривать с тобой, – заметил я. – Если, конечно, он еще жив.
– Он жив! – уверенно отозвался Убби, не отрываясь от «Эстанты». – И
Честно говоря, я слышал лишь многоголосый рев, что доносился до нас из пыли, и не мог разобрать в нем чьи-либо голоса. Но Сандаваргу было виднее. Хотя, конечно, и он мог ослышаться и выдать желаемое за действительное.
Впрочем, проверить, прав он или нет, было легче легкого.
– Виллр-р-равен!!! – проорал во всю мощь своей глотки Убби, стараясь перекричать вражеский гвалт. – Ты узнаешь меня, или мне всадить тебе в задницу еще один гарпун, чтобы освежить твою короткую память?!
Вопли у ворот стихли так резко, будто кто-то взял и закрыл эти самые ворота, отрезав сквад Кирка от моста и от нас. Не умолкли лишь стоны и брань раненых да шум за стеной форта. Судя по грохоту и треску, раскольники сооружали из подручных материалов вторую линию баррикад. Даже если они поняли, что мы пришли им на подмогу, радоваться этому было рано. «Гольфстриму» не пробиться в Корабельную Рощу, и хозяевам волей-неволей придется продолжать самим бороться с захватчиками…
…Но сейчас раскольники заполучили себе передышку и лишнее время на то, чтобы получше укрепиться.
Пыль почти развеялась, и нашим взорам наконец-то предстали последствия учиненной нами бойни. Трупов было достаточно. Возможно, даже больше, чем я предполагал. Сосчитать точно не получалось. Мост и воротный проем были завалены камнями и песком, что запорошил лежащих там людей. Мертвецов среди них можно было отличить от раненых только по тому, что последние еще шевелились.
Уцелели лишь те северяне, кто успел забиться между распахнутыми не до конца створами ворот и стеной. Оттуда захватчики бранили нас на чем свет стоит, и там же, судя по всему, укрывался Кирк. За баррикадой на первый взгляд тоже было пусто. И лишь торчащие над ней наконечники копий давали понять, что оборона не прорвана – просто защитники тоже попрятались за укрытиями от обстрела.
– Сандавар-р-рг! – Ответ Кирка донесся до нас не сразу – ему явно потребовалось время, чтобы опознать по голосу нарисовавшегося откуда ни возьмись врага. – Грязный, шелудивый пес! Сын шакала и брехливой подзаборной шавки! Ты гоняешься за мной, потому что тебе и впрямь не терпится издохнуть?!
– Ну, что я тебе говорил, Проныра: наш берсерк жив! И, надеюсь, здоров, потому что я не хочу биться с калекой! – бросил мне через плечо Убби. Домар осыпал его оскорблениями, но он все равно обрадовался их очередной и наверняка последней встрече. Осталось лишь выяснить, для кого именно она станет последней.
– Оглянись, Виллравен! Разве это не ты прячешься сейчас под забором и тявкаешь на меня из подворотни?! – рассмеялся в ответ Сандаварг. – Впрочем, я не удивлен, ведь так обычно и поступают трусливые прихвостни Нуньеса, когда их вызывают на битву воины!.. Ну что, будешь и дальше сидеть, поджав хвост? Или выйдешь и ответишь мне так, как подобает настоящему северянину?
На сей раз ответом Убби послужил свирепый рев и частые удары по металлу чем-то тяжелым – судя по всему, набалдашником рукояти меча. Видимо, Кирк был одурманен зельем и бездействие переполняло его нерастраченной энергией. Вот он ее и выпускал, впадая в кратковременную ярость и колотя все, что попадалось ему под руку.